Ибрагим замолчал. А затем добавил:
– Она разбила не только мою жизнь. Даже после своей смерти
она смогла отнять у меня моего сына. Даже после своей смерти.
Его лицо исказилось судорогой страдания. Алла, сидевшая
рядом с ним, протянула руку и положила ему на плечо. Он опустил голову.
– Смело, – пробормотал Леонтий Яковлевич, – смело и,
возможно, честно.
Дебольский снял очки, протер стекла. У него всегда с собой
были специальные салфеточки для протирания очков. И, похоже, они никогда не
заканчивались. Леонтий Яковлевич надел очки, строго посмотрел на нас.
– Я тоже хочу рассказать вам свою историю, – вдруг произнес
Дебольский.
Уже тогда я должен был почувствовать неладное. Ведь Леонтий
Яковлевич никогда не отличался особой болтливостью. Он хранил тайны стольких
людей, стольких организаций. Этот человек работал ещё с «цеховиками»
доперестроечной поры. Умел хранить секреты. И вдруг он тоже разговорился. Уже
позже, вспоминая эту ночь, я понял, что обязан был догадаться. Но мы все были в
таком состоянии… Однако давайте по порядку.
Леонтий Яковлевич тяжело вздохнул, словно ещё раз решая,
стоит ли ему рассказывать свою историю. И начал говорить.
– Эта история произошла в восемьдесят третьем. Вы,
относительно молодые люди, не можете понять, что испытывает бывший советский
человек, когда произносит «восемьдесят третий год». Мне тогда было уже под
тридцать, а Феликсу только восемнадцать, Ибрагиму двадцать один.
Дело в том, что уже с начала шестидесятых в стране
существовали мощные объединения так называемых «цеховиков». Это были люди,
которые создавали параллельное производство, восполняя дефицит товаров легкой и
местной промышленности своими изделиями. Сейчас это уважаемые люди, а тогда
считались злостными врагами советской власти. Их нещадно преследовали и карали.
Валютчиков, которые перекупали иностранную валюту, даже расстреливали.
Цеховиков тоже расстреливали или давали максимальные сроки. Даже за убийство
или грабеж давали куда меньшие сроки, чем за работу на цеховиков.
Когда я закончил институт, довольно быстро выяснилось, что
моё безрадостное существование будет на сто десять рублей. С премиями
получалось немного больше. Но это были гроши, которые советская власть платила
за мою работу. Был такой анекдот. Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем
вид, что вам платим. Я сменил несколько мест работы, пока не стал курьером
цеховиков между Ригой и Ташкентом. Я перевозил крупные суммы денег, и никто
даже не подозревал, что в обычном пластиковом пакете я перевожу иногда до
полумиллиона рублей. Чемоданы я сдавал в багаж, а пластиковый пакет обвязывал
газетой и проносил в самолет или оставлял с собой в поезде, положив сверху
пропахшую курицу.
Через несколько лет я стал одним из совладельцев крупного
производства в Ташкенте. Затем уже начал посылать других «курьеров». У нас
завязались тесные отношения с кавказскими городами. В Баку, Тбилиси, Ереване
находились самые крупные хозяева подпольных цехов, туда тянулись самые криминальные
связи. И тогда я познакомился с Арчилом Махарадзе. Он был крупный хозяин,
который уже тогда стоил несколько десятков миллионов рублей. С ним мы
провернули несколько очень крупных дел. Всё было хорошо, у нас были очень
мощные покровители в прокуратуре, в МВД, даже в партийных органах. Но в конце
восемьдесят второго года умер Леонид Брежнев, и все начало меняться. К власти в
стране пришел Юрий Андропов. У него была более полная информация, в каком
состоянии находилась страна. И он имел четкий план действий, как выводить
страну из кризиса. Иногда я думаю, что если бы он остался жить, то, возможно,
всё получилось бы иначе. Советский Союз бы не распался, а, наоборот, стал бы
самым сильным государством в мире.
С начала восемьдесят третьего начались повальные «чистки» в
МВД и партийных органах. Борьба против коррупции, взяточников и расхитителей
начали преследовать и сажать в тюрьму. В кинотеатрах, парикмахерских, в салонах
красоты, на базарах – начали проводить рейды, выясняя, кто и зачем находится в этих
местах, отлучаясь с работы. Начали преследовать тунеядцев и бомжей, строже
относиться к прогульщикам и пьяницам. И, конечно, повели беспощадную борьбу
против цеховиков.
Наших покровителей тоже арестовали. Особенно мы пострадали,
когда арестовали одного из наших компаньонов, латыша, работавшего с нами уже
много лет. Арчил выходил непосредственно на него. Стало понятно, что если
возьмут Арчила, то могут пострадать очень крупные партийные и советские
работники, с которыми Арчил был в контакте. Я тогда приехал к нему на
московскую квартиру. Мы вместе обсудили положение дел, вместе решили свернуть
несколько наших подпольных цехов, чтобы переждать «смутное время». Я уже
собирался уходить, когда нам позвонил Исаак Либерман, с которым мы были давно
знакомы. Он позвонил на городской телефон Арчила. Тогда не было мобильных, и
Исаак очень рисковал. Он был известным адвокатом и мог позволить себе иметь
связи с крупными цеховиками.
– Вам нужно срочно уехать из города, – посоветовал он нам
обоим, – в органах знают, с кем работал наш латышский друг. Вы меня понимаете?
Мы всё понимали. Но откуда нам было знать, что наш разговор
уже прослушивался теми, кто не хотел допускать ареста Арчила никоим образом. Я
вышел из его квартиры первым. Спустился вниз. И увидел «Волгу», в которой
сидели двое убийц. Латыш не знал меня и не мог меня выдать. Я был слишком
мелкой сошкой. А вот Арчила он знал хорошо. И Арчил знал слишком много. Я видел
их лица и понимал, что эти двое приехали сюда не арестовывать Арчила. Они будут
его убивать.
Я побежал в соседний двор, бросил монету в две копейки,
чтобы позвонить и предупредить Арчила. Но в последнюю минуту передумал. Если
городской телефон прослушивается, то они узнают, кто именно предупредил Арчила.
Сбежать отсюда нет никакой возможности. Единственное, что он может сделать, это
вызвать милицию и сдаться им. Безо всякой гарантии, что его не убьют по дороге
в следственный изолятор. Но тогда нужно звонить в КГБ. В том обществе самой
неподкупной структурой считались органы государственной безопасности.
Я стоял и напряженно размышлял. Всё равно мне не удастся
спасти Арчила. Может, я всего лишь оттяну его смерть на несколько часов. Хотя в
доме есть черный выход, и возможно, Арчил им воспользуется. Но если его убьют…
И тут я понял, какие перспективы передо мной открываются. О многих счетах и
делах знали только мы двое. Если Арчил исчезнет, то все его счета и цеха
автоматически перейдут ко мне.
Пока я размышлял, тянулось время. Я забрал свои две копейки
и вернулся во двор. Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать Арчил вышел из
дома. Его ждала серая «Волга» с водителем и ещё одним человеком, который
выполнял роль его своеобразного охранника. Но эти двое даже не успели выйти из
машины. Когда Арчил появился во дворе, рядом с ним возник один из его убийц. Он
выпустил в Арчила три или четыре пули и сделал контрольный выстрел в голову. А
затем сел в машину, и их автомобиль уехал, протаранив на пути и серую «Волгу»
Арчила.
