— Ты так хорошо пахнешь, — радовалась она. — Но я думаю, все пахнет лучше, чем эта комната. — Отодвинувшись, она застенчиво улыбнулась ему. — Я старалась держать ее в чистоте. Ты бы удивился, узнав, как редко в этом заведении можно увидеть хороший кусок мыла. Привет, Кит, Чаффи. Трэшер, ты снова вырастаешь из своей униформы.
Кейт стала совсем легкой. Он мог бы пересчитать ее ребра. Ее волосы напоминали крысиное гнездо, и невозможно было не заметить, что она давно не мылась. Гарри было все равно. Никогда он не держал в своих руках более драгоценную ношу.
Он взял в ладони ее лицо.
— Скажи мне, что с тобой все в порядке.
Кейт улыбнулась — Гарри никогда не видел более сияющей улыбки.
— Я кое-что узнала, Гарри. Ты был прав: мне надо быть готовой ко всему. — Глаза ее расширились, она неуверенно продолжила: — Гарри, ты плачешь.
Он с такой силой стиснул ее, что чуть не задушил. Он чувствовал, как бьется ее сердце. Ему нужно было слышать ее голос.
— Кейт. Помнишь, помнишь, как ты сказала, что любишь меня?
Она замерла, боясь упустить что-то важное.
— Да, конечно. Помню.
Гарри услышал позади себя шаркающие шаги.
— Ну… уф, я подожду во дворе, — крикнул им Чаффи.
Гарри не слышал его. Он был поглощен ощущением Кейт у себя на руках. Все страхи, колебания, нерешительность исчезли. Она находилась там, где ей надлежало быть. Не важно, сколько они проживут и чем будут заниматься, важно только то, что они будут делать это вместе.
— Кейт, я был глупцом. Я боялся. Меня так долго преследовали кошмары, что я не понял, когда меня посетило чудесное сновидение. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. Я продам свои инструменты и займусь тюльпанами. Я отпишу Исткорт тебе и отправлюсь путешествовать. Я сделаю все, что ты захочешь, если только ты тоже любишь меня.
Он услышал странные звуки и не знал, смеется она или плачет.
Кажется, она и смеялась, и плакала. Откинув голову, Кейт смотрела на него так, словно он был утренним солнышком. Потом рукой вытерла слезы.
— В последнее время я много думала о путешествиях. Я хотела бы увидеть Индию. И Венецию, и Америку, и Португалию. Но я не могу просто бросить все, забыв про свои обязанности.
— Как ты относишься к тому, чтобы вместе обдумать это?
Гарри мучительно ждал ответа. Он знал, что согласится на все, что она захочет. Ему нельзя без нее, ему нужен ее юмор, ее храбрость, ее поразительная способность избавлять от ночных кошмаров. А ей нужна его сила, его постоянство, его забота.
Он уже не мог выносить ее сомнений.
— Прости меня, — сказал он. — На этот раз я так старался отыскать тебя.
— Я знаю. Я не сомневалась, что ты будешь искать меня. — Вдруг в ее голосе появилась неуверенность. — Кем бы я ни была, я знаю, ты больше никогда не нарушил бы слово, которое дал мне.
— Что ты хочешь сказать? — яростно оборвал он ее. — Ты моя жена. Моя любовь. Моя героиня.
Когда она заговорила, в ее голосе звучали сомнение и дерзость одновременно.
— Гарри, я незаконнорожденная.
Ему захотелось взвыть от боли за нее. Но он знал, что для нее это был бы самых худший вариант. Так что он поцеловал ее в лоб, глаза, нос.
— Ты возродила Исткорт, основала приют для сирот и дала приют самым подозрительным оборванцам, каких я когда-либо встречал. Разве что-нибудь из этого изменилось?
Не отрывая от него глаз, Кейт покачала головой, ее глаза оставались широко распахнутыми, в них еще оставалось сомнение.
— Такой я и полюбил тебя, — сказал он, — тебя, а не твое происхождение. Я знаю, с обществом возникнут проблемы. Но с тобой мне хорошо и без него.
Ее смех прозвучал резко.
— К черту общество. Я смотрю на это как на способ определить, кто мой настоящий друг, а кто нет.
Он прислонился лбом к ее лбу.
— Я прошел проверку?
Мягкая открытая улыбка стала ответом.
— О да. Отвези меня домой, Гарри.
Поздно вечером, когда остальные обитатели дома уже улеглись, Гарри и Кейт, усталые, лежали, обняв друг друга.
— Погаси свечи, Гарри, — попросила она. — Пришло время для нового эксперимента.
Гарри поцеловал ее в лоб. От нее исходил запах, похожий на франжипан.
— Какого эксперимента?
Кейт провела пальцами по его груди, отчего появилось восхитительное ощущение жара.
— Если я скажу тебе, что ни о чем не могу думать, кроме как о путешествии вместе с тобой, ну, может быть, еще о том, как мы будем растить наших детей здесь, в Исткорте, ты будешь любить меня сейчас в темноте?
Это предложение оказало мгновенное действие на его мужское достоинство. Потеревшись щекой о ее щеку, Гарри поднялся, чтобы погасить свечи в канделябре. Комната погрузилась в темноту.
Гарри ничего не видел, но он чувствовал Кейт. Слышал биение ее сердца и ощущал исходившее от нее тепло. Он знал, что она улыбается; он хотел, чтобы она смеялась. Чтобы вздыхала, и хихикала, и стонала, чтобы ее тело трепетало в предвкушении, а потом содрогалось в оргазме. Гарри взял ее за грудь и обнаружил, что в темноте это еще более восхитительно.
— Мне кажется, нам следует практиковать это, — пробормотал он, наклоняясь и целуя ее. — Есть что-то очень соблазнительное в любовных занятиях в темноте.
Кейт выгнулась навстречу.
— Прекрасная мысль. А какие еще позы советовал Овидий?
Эпилог
Венеция
Двумя годами позже
Кейт знала, что никогда не устанет от Италии. Стоял октябрь, однако ветерок, шевеливший муслиновые занавески, был теплым. Воздух наполнился запахами моря, цветов, пряностей. Из открытого окна доносились всплески воды от проплывающих мимо гондол. Иногда кто-нибудь из гондольеров пел, и приятное пение добавляло красок в мягкое очарование ночи.
Кейт лежала в кровати с балдахином в дорогом номере, оформленном в зеленых и золотистых тонах. Комната освещалась люстрой из муранского стекла, розовые, зеленые и белые подвески красиво спускались с потолка. Одетая в неглиже, которое вызвало бы негодование ее мужа, она читала Байрона и ждала возвращения Гарри после встречи с архитектором дожа.
Кейт никак не могла привыкнуть к красоте этой страны и дружелюбию ее жителей. Венеция оказалась пригрезившейся фантазией. Она дремала на воде, похожая на расплывшийся свадебный торт. Разрушающаяся, причудливая, медленно опускающаяся в море, Венеция была самым романтическим городом из всех виденных ею.
Кейт улыбнулась, вспомнив о соглашении с Дикканом. Исткорт стал их домом. Гарри теперь даже конструировал теплицы для выращивания цветов. Но без их совместных путешествий муж захандрил бы. Ему необходимы были здешние виды и звуки точно так же, как ей — земля Исткорта. Его глаза загорались при виде каждого интересного здания. Голубая мечеть в Константинополе привела его в полный восторг.
