Зачем, спрашивается? Она ведь заранее знала,
что там увидит: толпу девок и парней, которые плясали вокруг костров, прыгали
через них (кто удачнее и выше – тот весь год будет счастливее!), а потом
обвязывали соломой старые колеса и спускали их с горы.
Девки бежали к реке, голося песню:
Ой, кто не выйдет на Купальню,
Ладу-ладу, на Купальню!
Ой, тот будет пень-колода,
Ладу-ладу, пень-колода!
Из-под обрыва раздавался истошный визг, плеск.
Алена стояла недвижимо, прислонясь спиной к
березе, и отчего-то вдруг почувствовала себя страшно одинокой, особенно когда
увидела невдалеке от себя пару, слившуюся в жарком поцелуе. Парень нетерпеливо
потянул девку на землю, но она гибко вывернулась:
– Венки пускать хочу! Пошли, Егорушка!
Узнаю, так ли я тебе люба, как ты сказываешь!
Парень недовольно вздохнул, сунул руки за
пояс.
– Ты кому веришь? – спросил
угрюмо. – Траве? Воде? Или мне?
Девушка оглянулась через плечо и засмеялась:
– Трава и вода скорее правду скажут, чем
ты, Егорушка!
В голосе ее зазвенели слезы, но девушка тут же
задорно рассмеялась.
– Не ходи к реке! – погрозил с
притворной сердитостью парень, явно спеша увести разговор с опасного
направления. – Наткнешься на водяного – он таких вот дурочек в Иванову
ночь подкарауливает – и не воротишься более домой.
– Это я-то дурочка?! – взвилась было
девушка, но парень изловчился, поймал ее за руку, дернул к себе – и все ее
возражения были заглушены поцелуем, столь долгим, что Алене тошно стало
глядеть, как беззастенчиво лапает девку парень.
Егор уже начал задирать девке сарафан, норовя
поближе подобраться к пышному заду, как вдруг Аннушка опамятовалась и снова
выскользнула из его не в меру прытких рук.
– Ну и охальный же ты,
бессоромник! – воскликнула она, отпыхиваясь и одергивая юбку. –
Верно, жеребец твой без узды.
– Или! – задорно усмехнулся
Егор. – Так и просится в стойло – вот-вот портки порвет!
От такой прямоты Аннушка словно бы потеряла
дар речи, а Алена чуть не прыснула. Уж больно явственно было видно, что девка
раздираема двумя равно жгучими желаниями: пустить нетерпеливого жеребчика в
свое стойло – и еще немножко подержать его в ожидании. Конечно, если б Егор
прямо сейчас же на нее набросился… Но он стоял, поигрывая плечами, переминаясь
с пятки на носок, и Алена смущенно хихикнула, углядев, что просторные портки
его и впрямь взбугрились на том самом месте, куда первым делом вперивает взор
всякая баба, даже будь она и самая что ни на есть праведница, чуть только
встретит приглядного мужика. Ибо там растет орудие дьявольского искушения, и
ежели праведницы дрожат: «Не искушает ли меня окаянный враг?!», то прочие
бабенки нетерпеливо притоптывают: «Неужто окаянный враг и не собирается меня
искушать?!»
У самой Алены парня никогда не было, ее и не
целовал никто, она дичилась мужчин, однако сейчас с некоторой обидой подумала,
что никто из них ведь и не проявлял особой настойчивости. Будь кто из ее
знакомцев, скажем, хоть чуть-чуть схож повадками с этим наглецом Егорушкой,
может, Алене и нелегко было бы по-прежнему дичиться против этой веселой,
ухарской настойчивости.
А парень между тем снова завел свое:
– Поди сюда! Ну! Не томи, Аннушка!
Аннушка невольно подалась к нему всем телом –
и вдруг издала истошный вопль.
Егор вмиг оказался рядом, привлек ее к себе:
– Что ты? Что?
– Там… там… – бормотала Аннушка,
остолбенело уставясь во тьму, и Алена поняла, что девка увидела ее. Слишком
близко подошла она к свету, гонимая вредным любопытством!
Егор выхватил из костра пылающую головню,
швырнул в чащу, и она с треском пролетела совсем рядом с Аленой. Та перестала
дышать, всем телом прижалась к березе, отчаянно надеясь, что ее белую рубаху
примут за белый березовый ствол.
– Деревья одни, – сказал Егор,
пристально вглядываясь в тьму. – Не вижу ничего.
Алена едва подавила смешок. Парень стоял в
трех шагах и смотрел прямо ей в лицо! Значит, обман удался! Теперь только подождать,
пока они уйдут… Но себе она могла признаться: очень не хочется, чтобы этот Егор
уходил. Он взял из костра новую пылающую ветку, поднял ее над головой, и сейчас
лицо его было ярко освещено. Алена как зачарованная глядела на длинные брови,
сходящиеся к переносице. Здесь они топорщились смешным кустиком, что придавало
напряженному, нахмуренному лицу какое-то мальчишеское выражение. Глаза его
темно сверкали – цвета их Алена не могла разобрать, – но она с
удовольствием глядела на чуть впалые щеки, напряженно поджатые губы, резко
очерченный, хищный нос. В его лице смешивались недобрые мужские черты с
мальчишеской открытостью выражения, и Алена вдруг поняла, почему этот
незнакомец так привлек ее внимание. Он до боли был похож на мальчишку, которого
она знала когда-то давно, много лет назад, которого пыталась спасти от страшной
смерти – и спасла-таки! Но след его затерялся где-то на земле, о нем Алена с
тех пор ничего не знала. Мыслимое ли дело, чтобы вдруг встретить его здесь, в
лесах Нижегородчины… в обнимку с другой!
Алена нахмурилась: она столько думала о нем,
столько воображала их нечаянную встречу, а он… Да нет, пустое это сходство!
Глупо сердиться на незнакомца, который милуется со своей зазнобушкой, глупо
ревновать встречного-поперечного к воспоминаниям. Сейчас они пойдут своей
дорогой – уйдет в лес и Алена. А пока еще хоть минуточку поглядеть на него,
такого высокого, ладного да пригожего…
Меж тем Аннушка, которая вроде бы только и
мечтала убежать к подружкам и пускать с ними венки по воде, гадая на любовь,
заметила, что ухажер утратил к ней интерес, – и поспешила вернуться к
нему.
– Чего уставился? Кого там углядел?
Небось русалку? Гляди, одурманит… себя забудешь!
– Забыл уже, – пробормотал Егор, и у
Алены дрогнуло сердце, когда она поняла, что парень, может статься, все-таки
разглядел ее.
– Да ну, нет там никого! – схватила
Анна его за руку. – Ночь одна!
– Ты же сама сказала, что там кто-то
был, – мягко высвободился Егор.
– Да ну, померещилось, – сердито
пробормотала Анна, перехватывая другую его руку. – Померещилось, говорю!
– Вот и мне мерещится, – высвободил
и эту руку Егор. – Дай разгляжу, что.
– Ну, ведьма лесная! – недовольно
фыркнула Анна. – Прикинется девкой, а схватишь ее за косу – старуха
изморщенная.
