– Ты… хочешь меня отравить? –
выдохнула Алена, отворачиваясь из последних сил.
– Не бойсь, – успокоил
разбойник. – Останешься жива. Это так, для храбрости. Ну, давай, ведь
сверну шейку-то, вот те крест!
Его хватка стала нестерпимой, и Алена с дрожью
разомкнула-таки губы.
«Ничего, – попыталась она себя
успокоить. – Чуть эта сволочь отвернется, я два пальца в рот – все наружу
и извергнется».
«Эта сволочь» широко распялила кривую щель,
которая у добрых людей зовется ртом:
– Эх, молодец девка! Вот это по-нашему.
Хвалю! Пей, пей! Чару пить – здраву быть, повторить – ум возвеселить, утроить –
ум устроить, много пить – нестройну быть! – бормотал он, сопровождая
одобрительным похлопыванием каждый Аленин глоток. – Ну, вот, всего-то и
делов!
Баклажка, по счастью, была невелика, и скоро
пытка окончилась. Алену так и перекосило от железистого винного вкуса, накрепко
осевшего во рту, но тотчас в глазах у нее помутилось, и, чтобы не упасть, она
принуждена была схватиться за того, от кого только что отбивалась изо всех сил.
– Э-э, теперь тебе разохотилось? –
словно издали долетела до нее гнусная усмешка. – Но не проси, не
уговаривай – больше лапать тебя не стану. Ничего, другие сыщутся, я же говорил.
А пока – пошли, да порезвее!
И он зарысил по дороге, волоча за собою Алену,
которая еле передвигала ноги.
С ней творилось что-то ужасное. Конечно, в
жизни она пила мало, но не могло же так развезти от четырех глотков браги!
Туда, конечно, было что-то подмешано, но кем? И зачем?
Впрочем, с каждым шагом это все меньше
занимало Алену. Гораздо сильнее заботило, как удержаться на ногах, – нет,
на том, что у нее сделалось вместо ног: какое-то месиво, каша какая-то. И в
голове была теперь вязкая каша, в которой тонули обрывки мыслей.
«Кто… куда… Ленька… зачем?»
Еe мутило, все сливалось в глазах, она все
тяжелее обвисала на руках незнакомца.
– Стой. Пришли! – пробился сквозь
звон в ушах его голос, и Алена принялась хвататься руками за воздух, потому что
провожатый ее отпустил, а стоять сама она была не в силах.
– Эй, держись, не падай. Еще успеешь
належаться. Слышишь?
Кто-то затряс Алену, и она с трудом пошевелила
губами в ответ:
– Слы… шу.
– Гляди туда! Ну!
Посланный развернул качающуюся Алену и ткнул
пальцем в ночной сумрак, рассеянный впереди ярким факелом. В рваном круге света
толклись женские фигуры – точно бабочки, слетевшиеся на огонь.
– Видишь? Ну, гляди! Видишь?
Алена с трудом разомкнула слипающиеся веки:
– Ви… жу.
– Там твои подружки, – поучал
незнакомец. – Такие же молодки, вроде тебя. Иди к ним. Тебе будет весело!
Иди. Ужо теперь они о тебе позаботятся!
Он подтолкнул Алену – она заковыляла, разводя
руки, чтобы не упасть, – а сам канул в ночную тьму.
Какое-то бесконечное время Алена шла с
закрытыми глазами. «Куда я иду? – наконец удалось спросить у себя
самой. – Нет. Надо лечь… лечь…»
И она начала клониться к земле, как вдруг в
голову вонзился пронзительный голос:
– Девки, гляньте! Еще одна!
Голос был незнакомый. Женский.
Алена повела головой, пытаясь увидеть своего
провожатого, который непостижимым образом обратился в женщину, – и голос
раздался снова, но теперь в нем слышалось искреннее удивление:
– Во набралась! Лыка не вяжет!
– Она не затем сюда пришла, чтоб лыко
вязать! – хмыкнул другой женский голос, тоже незнакомый. – Эх, и
справа у нее!
– Ты откуда? Чья? – не унимался
первый голос.
– А тебе что? – осадила вторая
женщина. – Там-то, чай, всем мужиков хватит, еще и останется.
– Пьянее вина! – Круглое лоснящееся
лицо выплыло из мути, которая заволокла Аленин взор. – Ну и разит от тебя!
Как бы храбрые драгуны не кинулись врассыпную. Ну-ка, пожуй!
В вялые губы Алены было всунуто что-то пряное,
твердое, и она послушно принялась жевать.
– Ничего, это гвоздичка, – успокоила
женщина. – Всякий грязный дух отобьет. Ты ладненькая, и одета на
загляденье, и пахнешь теперь сладко… Вот только на ногах не стоишь! – засмеялась
она, подхватывая резко шатнувшуюся Алену.
– А зачем ей стоять? – Второе лицо,
худое, смуглое, вплыло в поле ее зрения. – Стоять, говорю, зачем?! Стоя
такие дела не делаются! Ты, девка, вот что: лучше по казарме не шатайся, а как
войдем – ложись на первые попавшиеся нары да юбку задирай – вот и вся твоя
забота. На прочее умельцы сыщутся, драгуны сами знают, чего с тобой делать.
– Лечь… спать… – пробормотала Алена
коснеющим языком.
– Спать? – с сомнением переглянулись
ее новые знакомки. – Ну, это навряд ли…
– Девки! – перебил их возбужденный
мужской голос. – Идите, девки! Чего стали?
– Идем, идем, миленок! – зазывно
откликнулась смуглолицая. – Скажи своим, пускай штаны снимают да деньги
считают! А мы вас ждать не заставим!
Алену подхватили с двух сторон и куда-то
поволокли. Она шла послушно. «Лечь… спать… – толклось в голове. –
Лечь… спать…»
В лицо ударило тяжелым, спертым духом. С
великим усилием приотворив один глаз, Алена увидела какое-то полутемное,
неимоверно, как ей показалось, длинное помещение. С двух сторон громоздились
нары, а между ними приплясывала, размахивала руками, гомонила толпа едва одетых
в исподнее мужиков.
«Черти небось, – вяло проплыло в
голове. – Что ли я опять в аду? А, все равно. Главное, лечь… спать…»
Она шатнулась в сторону, нашарила что-то вроде
лежанки – и со счастливым стоном вытянулась на ней. Так… чему ее там учили?
Лечь, а юбки задрать. Алена пошарила рукой по шелковым волнам, но это было все,
на что ее хватило. В следующее мгновение она уже крепко спала.
* * *
– Да что ты, ей-богу, так
настропалился? – Аржанов пытался удержать своего друга, но тот скорым
шагом мерил дорогу, приближаясь к казарме. – Жалко те, ежели солдатики
немножко повеселятся?
Его товарищ, младший офицер второй роты пятого
эскадрона Московского драгунского полка Самойлов, даже с ноги сбился от таких
слов.
