Алена с долею возмущения поглядела в
сверкающие голубые небеса (после многодневных дождей наконец-то выступило
солнце) – и ей почудилось, будто чей-то насмешливо-добродушный взор глядит на
нее с вышины. Внезапно она почувствовала себя немного лучше. Похоже, господь не
гневается, не спешит поражать ее молниями! Хотя… у нее-то кара опередила
преступление! Ведь сначала было мучительное замужество, потом Алена почти
умерла, а уж потом сбежала от похотливой Еротиады.
Пожалуй, пора перестать бояться небесной кары:
в некотором роде они со Всевышним квиты. И поскольку он не спешит вовсе обелить
Алену и покарать истинного виновника ее бед, она тоже может позволить себе
совершать некоторые грехи. «Как вы нам, так и мы вам!» – храбрясь, Алена снова
поглядела на солнышко, которое выступило из-за облачка и улыбалось во все
небо, – и почувствовала себя вовсе спокойно.
Тем не менее возвращаться к обедне она не
стала, а медленно пошла по двору Вознесенского монастыря. Здесь она
познакомилась с Катюшкою… Впрочем, Алене и прежде нравился этот монастырь, в
незапамятные времена основанный Евдокией, супругой великого князя Димитрия
Донского. Жизнь ее была похожа на книжную историю, одну из тех, которые
безотрывно и во множестве читала Алена в юности. Утратив своего князя, которого
она любила всем сердцем, Eвдокия вдовствовала восемнадцать лет и вела жизнь
строгой постницы. Однако злая молва всегда найдет пищу! Легкоумные люди
распустили слух, будто великая княгиня вдовствует не целомудренно. Молва дошла
и до ее сыновей, из которых особенно смущен был князь Юрий, впоследствии
соперник Василию Темному в правах на Великое княжение. Чтобы утишить
злосмрадную молву перед сыновьями, Евдокия призвала их к себе и раскрыла перед
ними богатую одежду, обнажив свою грудь, истощенную и изможденную постом и богомольными
трудами, так что виднелась одна почерневшая кожа, прилипшая к костям. Строго
запретила она сыновьям рассказывать о том, что они видели, а вскоре приняла
святой постриг под именем Евфросинии. Во время ее шествия в монастырь на
пострижение слепой нищий прозрел, утерши глаза рукавом от сорочки великой
княгини, и еще тридцать человек, одержимых разными болезнями, получили
исцеление.
Жаль, что с тех давних пор Вознесенский
монастырь не раз выгорал чуть ли не дотла и теперь пестрит новыми постройками. Мирской
люд ходит теперь в церковь, которая не далее как о прошлый год была построена
по обету княжны Барятинской. Разные обеты дают люди господу, разные… Пора и
Алене дать обет.
«Господи, – поклялась она, опять поглядев
в небо, но ничего толком не видя от внезапно подступивших слез, – господи,
клянусь, что не надо мне счастья мирского, не надо того, о чем мечтаю денно и
нощно, – до тех пор, пока ты не изобличишь и не покараешь злодея,
кровопийцу! Клянусь, что даже если, твоим или врага твоего промыслом, вдруг
отворится мне сердце любимого моего, я его отвергну и буду отвергать до тех
пор, пока ты, всеблагий, не явишь безвинности моей принародно и не очистишь
меня пред небом и людьми!»
Слезы лились неудержимо. Алена шла, ничего не
видя перед собой, суя медяки в чьи-то протянутые руки. Облегчения душевного как
не бывало. Теперь они с господом опять должны друг другу, и неведомо, сколько
будут еще этот долг отдавать! А ведь небось тот, убийца, тоже молит его о
покровительстве… Ну что ж, как правильно говорит Катюшка, бог на всякого не
угодит.
Вспомнив о Катюшке, Алена всполошенно
всплеснула руками. Ох, раззява, раззявища! Бродит тут, торгуется с небесами,
слезы льет, а про дело-то и забыла! Пора возвращаться. Правда, Aлена еще хотела
заглянуть во двор Аптечного приказа, чтобы поглядеть на чудище, не то зверя, не
то человека, которого там держали в клетке и про которого говорила вся Москва,
однако времени на сие уже не оставалось. Впрочем, чудище никуда не денется, они
с Катюшкою еще выберутся на него поглазеть. А сейчас надобно бегом бежать!
Катюшка не простит, ежели что не по ее выйдет. Но главное – она рассчитывает на
Алену, верит, что не подведет. Хотя, чтобы уговорить подругу, Катюшке пришлось
приложить немало сил!
Сначала она долго мялась, ходила вокруг да около,
пока Алена не рассердилась:
– Hу что ты из пустого в порожнее
переливаешь? Прямо говори: чего надобно?
Катюшка набралась храбрости – да и ляпнула…
Алена поглядела на подружку как на полоумную, и та заелозила:
– А чего я такого сказала? Запрос в карман
не лезет!
Но это, конечно, был не простой «запрос», а
потому Катюшка принялась всячески доказывать, что выдумка ее – замечательна и
сулит немыслимые блага всем участникам разыгранной комедии. Алена только
головой качала, не постигая, что этакое может быть замыслено всерьез.
– Неужели ты мне не поможешь? –
ворчала Катюшка. – Ведь мы с тобой – как рыба с водой. А говорила, все для
меня сделаешь! – накуксилась она. – Конечно, кто тонет – топор сулит,
а как вытащишь, так и топорища жаль!
Намек попал в цель: Алене стало стыдно. В
конце концов, ведь именно Катюшке она обязана тем, что не скитается бесприютная
по белу свету, что живет, можно сказать, припеваючи… а если припевки эти не
веселы, а исполнены слез, так ведь это уж Аленина забота и ее печаль. Пусть же
хоть Катюшка поет веселые песенки!
Конечно, она для приличия еще понудила:
подумай, мол, подруга, немудрено голову срубить – мудрено приставить, однако
знала, что все сделает, как того хочет Катюшка. Впрочем, и ее подруга не
сомневалась в этом с самого начала!
Алена ускорила шаги. Не опоздать бы! Хотя,
хорошо зная Катюшку, можно быть уверенным, что та будет тянуть удовольствие
сколько нужно. И не она одна. Алена вчера вечером с великим трудом от этого
«удовольствия» отбоярилась, так что теперь все достанется Катюшке.
От быстрой ходьбы вдруг стеснилось дыхание,
закружилась голова. Алене даже пришлось прислониться к чужому забору. Пытаясь
прорваться сквозь тьму, затягивающую взор, она с усмешкой подумала: уж не
перестаралась ли, изображая недужную? Уж не привязалась ли, правда что, хворь
неведомая? Нынче так подкатило к горлу утром, что хоть иди топиться! Отражение
свое Алена увидела за завтраком в глазах Фрица: он смотрел враз с неприязнью и
сочувствием. Ну, вот и хорошо. Стало быть, поверил, будто Ленхен больна, и не в
обиде, что гнала его от себя.
Ничего, это все скоро пройдет. Алена отдохнет
– и поправится. Надо будет опять послать Ленечку в батюшкин дом, за
шиповниковыми ягодами, за боярышниковыми. Настой их подкрепит, возвеселит. Уж
скорее бы сентябрь, скорее бы настало время собирать ягоды нового урожая: в них
больше крепости и силы.
