– Очень хорошо! – Глаза Александра
Даниловича от удовольствия так и засияли. – Oсталась самая малость:
обговорить условия, на которых я намерен взять вас под свое покровительство.
Конечно, конечно, сейчас вы скажете, что
готовы на все, однако я человек практический. Будьте любезны пообещать, что не
откажете мне, ежели я попрошу у вас разрешения быть… – Он еще раз
скользнул глазами на голубой бархат, небрежно прикрывающий Аленину грудь,
сделал на миг плаксивую гримасу, а потом, распрямив плечи, торжественно
провозгласил: – Быть посаженым отцом на вашей свадьбе с Егором Аржановым!
И, расхохотавшись в лицо Алене, Меншиков
слегка оттолкнул ее от себя – но тотчас чьи-то руки обхватили ее, стиснули, а
потом чьи-то губы быстро прижались к ее губам.
* * *
Поцелуй длился лишь мгновение, а потом Егор
прижал Алену к себе, одной рукой обхватив ее плечи, а другой быстро, бестолково
гладя по волосам. Она вдыхала пьянящий аромат его тела, она слышала бешеный
стук его сердца – и чудилось, вся жизнь, все счастье, уныло отступившие от нее
и уже почти растаявшие в неких недоступных далях, вдруг стремительно воротились
к ней и влились в тело, в душу, сердце, наполнив их ощущением такого
всепоглощающего, ослепительного восторга, что Алену словно бы закружил
сверкающий, цветущий вихрь.
– Э-эх, Аржанов! – с показной
угрозою сказал Меншиков. – Не так быстро! В конце концов, мы с графом тут,
и вообще… я могу еще передумать…
Его голос вернул Алене способность
воспринимать мир, и она сделала было попытку отстраниться, поглядеть на
Аржанова, но его объятия сделались еще крепче. Он держал ее так, словно боялся
отпустить хоть на мгновение!
– Полно, сударь, Александр
Данилыч! – послышался другой голос, который теперь уже был знаком Алене.
Это говорил граф Богданов. – Волга-то пятится ай нет? Так и мы сызнова
молодыми не будем. Ну а им, голубятам… самое время любиться, ворковать!
– Насчет меня не очень-то, друг мой
Дмитрий Никитич! – с ноткой обиды в голосе возразил Меншиков. – Я бы,
ей-же-ей, мог потягаться даже с вашим приемным сыном, когда бы при первой
встрече с вашей внучкою не назвал ее столь опрометчиво сестрою и таким образом
не принял на себя определенные обязательства…
– О-ох! – глухо сказала Алена в
плечо Егору, и он чуть ослабил хватку, дал ей возможность повернуть голову и
виновато взглянуть в глаза Меншикова: – Вы помните?! Вы все помните!..
– Это пустяки! – расхохотался
он. – Вам еще предстоит убедиться в том, как бережно я умею хранить и
лелеять самые приятные воспоминания… а сегодняшняя наша встреча на клумбе
именно к числу таких и принадлежит.
Меншиков довольно усмехнулся: видно, цвет
кумача, которому уподобилось лицо Алены, пришелся ему по сердцу.
– Однако, господа, мне следует поспешать.
Дел вы мне сегодня задали немало, ох немало, а со свадьбою, как я понял, тянуть
не следует!
И он, похохатывая, удалился, таща за собою
Богданова, который все норовил приостановиться и полюбоваться слившейся в
объятии парою.
Алена чуть откинулась – руки Егора крепко
держали ее талию – и с преувеличенным вниманием уставилась на серебряный узкий
шнур, обрамлявший его темно-синий кафтан. Она смотрела и смотрела на этот шнур,
и уже успела выучить наизусть несложное переплетение его нитей, и перешла к
разглядыванию белого кружева рубахи и темно-серого шелкового камзола, однако
Егор наконец потерял терпение и, взяв ее за подбородок, заставил приподнять
голову.
– Ну что? – спросил он, и улыбка
заиграла в уголках его рта.
Алена с изумлением поняла, что впервые видит,
как он улыбается…
– Ну что? Замуж за меня пойдешь?
– Помнится, Александр Данилыч сказал, что
ты и впрямь намерен жениться, – лукаво вскинула она брови, поражаясь, до
чего легко, удобно, свободно чувствует себя под его пристальным взглядом, в
кольце этих крепких рук. – На богатой и знатной наследнице…
– Очень богатой и очень знатной, –
кивнул Егор. – Вдобавок, она носит моего ребенка, так что со свадьбой я
тянуть не намерен.
Алена только слабо шевельнула губами…
– Маланью не проведешь, – ласково
сказал Егор. – Она ведь повитуха знатная! Баба еще сама не ведает, что
брюхатая, а Маланья уже все обскажет: когда родит и когда зачала, и даже от
кого зачала.
– Как же это может быть? – наконец
смогла вымолвить Алена.
– Ну, есть такие люди, которые все
насквозь видят, – туманно объяснил Аржанов. – Вот я тебя лишь увидел
там, в казарме, – и сразу узнал!
Теперь ему и самому казалось, что так оно и
было. Однако Алена глядела с сомнением:
– Но ведь ты как-то жил без меня…
– Ну, жил, – опустил глаза
Егор. – И месяц, знаешь, светит, пока солнца нет. А теперь не могу, не
хочу без тебя жить!
– Я тоже, – шепнула она, снова
прижимаясь головой к его груди. – Я тоже…
Алена стояла, слушая биение его сердца и тихо
улыбаясь. Еще предстояло столько спросить, столько рассказать самой! Но куда
спешить? Теперь впереди целая жизнь, как сказал ее дед… Они еще ой как
наговорятся! Сейчас же ей хотелось бы вечно стоять, внимая трепету любимого
сердца – и еще одному голосу, который, чудилось, звучал с небес:
«Предайте себя, друг друга и всю жизнь богу и
верьте, что Он устроит все на пользу душ ваших!»
Расширенными, как бы вновь прозревшими,
изумленными глазами вглядывалась Алена в медленно подступающие сумерки.
Очертания сада темнели, сливались, как бы перетекали в густо-синее небо. В
вышине засветилась звездочка, другая… словно отразились в небесном зеркале
белые, сладко пахнущие цветы, что раскрылись в траве.
Две страницы у бога, две страницы в Книге
судеб: небо и земля, и на каждой было написано счастье – только любовь и
счастье.
