— Жена моя, — его голос был хриплым, — повтори!
— Зачем? — его гордая львица была убийственно спокойна, — я сказала вполне отчетливо, и, судя по вашей реакции, мой король, вы все расслышали. Девчонка и ее мать отправляются в Шарратас, а ты обязан донести эту информацию до отца и братьев. Пусть сделают то, чего я так сильно хочу!
Чуть наклонившись, Дариан обвел ее губы большим пальцем, и хрипло спросил:
— Не слишком ли много вы себе позволяете, моя королева?
— Мы обсудим данный вопрос, — она поймала его палец губами и чуть прикусила, затем продолжила, — в приватной обстановке…
— А разве вам уже можно… позволить себе приватную обстановку? — удивленно вопросил король.
— Со дня рождения малышки прошло сорок дней, Дарри, мне уже все можно. Я проведу девчонку.
Поднявшись с подоконника, Алиссин подошла к Элизе, схватив ее за плечо, вывела в коридор и подтолкнула вперед. За своей королевой тут же последовали четверо охранников — Алиссин не желала быть уязвимой.
— Ты светлее Катарины, — задумчиво произнесла королева, когда в ночи раздался отчаянный женский визг, — но тоже миленькая…
В Ортаноне победители праздновали победу, но на кораблях соблюдалась строжайшая дисциплина. И тем прискорбнее был тот факт, что баронесса ассер Вилленская подверглась нападению двух матросов, которые с насмешками и, не опасаясь наносить удары, сейчас раздевали женщину.
— Великолепно! — Алиссин улыбалась, но глаза ее были похожи на две застывшие льдинки. — А разве я позволила?
Матросы замерли, в отчаянии глядя на королеву и оба встали на колени — здесь уже знали, на что способна Ее Величество в гневе.
— Убить!
И две тени метнулись, чтобы прервать жизни тех, кто осмелился нарушить королевское распоряжение. Зевнув, Алиссин отдала второй приказ:
— Тела повесить за бортом!
Дождавшись, пока ее телохранители выволокут оба трупа, королева шагнула в каюту, вольготно устроилась на кресле, переводя взгляд с одной Вилленской на другую.
— Вас не тронут, — насмешливо произнесла королева, — и вы под моей защитой… пока! Пока я не получу того, что мне нужно!
Баронесса, прикрываясь остатками платья, вытерла слезы и, пытаясь говорить с достоинством, спросила:
— Чего вы хотите?
Хитрая усмешка и королева поднялась:
— Ваш муж и сыновья живы, баронесса ассер Вилленская, живы благодаря мне. И над вами не надругались, тоже благодаря мне. И вашу дочь не обесчестили… угадайте благодаря кому. Умейте быть благодарной, баронесса! За сим оставляю вас, леди. Вас более не побеспокоят!
Глядя вслед прекрасной королеве, мать и дочь с ужасом думали о будущем…
* * *
«Катарина, Ортанон захвачен. Меня, отца и Рассана держат под домашним арестом. Но самое ужасное, что матушка и Елизавета не сумели спастись. Нам стало известно, что они вместе с королевской четой вернулись в Шарратас.
Мне больно говорить тебе об этом, но нас предали! Маерс и Декарам не посмели выступить против Шарратаса, пираты встали на сторону короны. Ты нужна нам, Кати, мне нужна.
Гарсан, барон ассер Вилленский».
Князь Арнар лениво перечитал послание повторно и аккуратно сжег его над свечой. Завершив уничтожение, резко поднялся и, напевая, направился к любимой.
Катарина сидела у аптекаря и слушала княгиню Арнар.
— Это трава Аллета, позволяет лечить легкие простудные заболевания, в виде настойки снимает головную боль. Записывайте рецепты!
Это было древнее правило — женщины рода Арнар обязаны были уметь лечить, поэтому Катарине приходилось днями напролет изучать травы и их применение. За несколько месяцев ее жизни в замужестве, девушка исписала не одну тетрадь, а свекровь все не унималась.
— Как себя чувствует моя возлюбленная? — Ранаверн входил в кабинет матери уверенно, и, подойдя, нежно поцеловал уставшую Кати. — Любовь моя, возможно на сегодня стоит прекратить?
— Ранаверн, — вмешалась княгиня Надия, — ты же сам просил отвлечь Кати от грустных мыслей…
Вздрогнув, Кати посмотрела на снежного барса и тихо спросила:
— Сведений из Ортанона нет?
— Любимая, — он взяв ее за руку, поднял со стула, — отсутствие плохих новостей, уже само по себе новость хорошая!
— Да, ты, несомненно, прав и все же…
— И все же не стоит думать об этом, — мягко произнес ирбис, и обращаясь к Надии, — Матушка, надеюсь, вы нас простите?
Женщина кивнула, и князь вывел Кати в коридор, уверенно направляясь в спальню.
— Ранаверн, — осознав, куда ее ведут, Катарина остановилась, — Ваше желание стать отцом мне понятно, но супруг мой, неужели ваши желания столь неуемны?
— Возможно, я просто желаю провести время с моим кареглазым ангелом, — невозмутимо парировал князь, подхватывая ее на руки.
— Возможно и так, — согласилась Кати, — но как-то верится с трудом, мой князь. Тихий смех и спокойное:
— А королю ты не отказывала…
Катарина сжалась как от удара, побледнела, но ответить не решилась. За те два с половиной месяца со дня их свадьбы, Арнар все чаще вспоминал о ее унижении. Он не винил ее, не осуждал, но стоило проявить хоть малейшее неповиновение, и он хлестал насмешками как плетью.
Словно не замечая ее молчания и ее реакции, Ранаверн легко взбежал по ступеням, все так же удерживая свою ношу, и пройдя по сумрачным переходам, освещаемым лишь горящими факелами, ногой распахнул двери в свою спальню, которая стала их общей. Среди людей их круга подобное было нонсенсом. Все правила приличия обязывали супругов спать в разных спальнях, комната, которую готовили для Катарины, располагалась дальше по коридору, но князь решил иначе.
Внеся жену в спальню, он аккуратно уложил Кати на простыни, и принялся расшнуровывать ее платье.
— Дорогой, — попыталась остановить его Катарина, — вы же знаете… что сегодня я не могу и…
— И? — не прерывая своего занятия, осведомился князь.
— Ранаверн, прошу вас… не сегодня… — Кати испуганно следила за супругом.
— Почему? — словно не понимая ее намеков, продолжал допытываться князь.
Катарина остановила его руку, нахально задирающую ее юбки и умоляюще воскликнула:
— Но вы же знаете, что у меня женские недомогания!
Отбросив ее руку, князь ловко избавил супругу от платья. О ее недомоганиях он знал, но если в прошлый раз в эти дни он отбыл на охоту, то сейчас отступать был не намерен. Разглядывая напуганную Катарину, в нижней сорочке и юбке, на которой проступили красные пятна, князь испытал дикое желание.
— Ты сводишь меня с ума, Катарина, — хриплое признание и затуманенный взгляд зеленых глаз снежного барса, — То, как ты говоришь, двигаешься, и даже ешь… вызывает дикое неконтролируемое желание обладать! Но когда ты сопротивляешься… я схожу с ума! И мне уже все равно есть у тебя недомогания или нет, день сейчас или ночь, может нас кто-то увидеть или нет… Я безумен, Кати, и моим безумием стала ты!
