— Где ты была? — без предисловий начал барон.
На мгновения Катарина испуганно замерла, но затем спокойно ответила:
— Я прогуливалась по аллее.
— Одна? — вскричал барон. — Как безродная гулящая девка?
— А разве я не являюсь таковой? — тихо спросила Кати.
— Катарина, пока ты живешь в моем доме…
— Я могу уйти, отец, — с грустной улыбкой ответила девушка, — мне, к сожалению, есть куда отправиться…
— Я запрещаю тебе покидать дом без сопровождения, — устало произнес барон, — и, Катарина… Его Величество прощаясь намекнул, что ты нежелательная персона при дворе.
Слышать подобное было неприятно, но Катарина кивнула, принимая это как данность.
— Мне жаль, — произнес барон, — и я желал бы услышать историю вашего знакомства.
Катарина вновь жила и наслаждалась каждым прожитым днем. По утрам они с Гарсаном, совсем как в детстве, ездили верхом, и брат не уставал показывать ей город и окрестности. Днем Кати или помогала отцу или ходила с матерью и Элизой по магазинам и портным, готовя для сестры наряды к новому сезону. Баронесса тяжело вздыхала каждый раз, стоило Элизе надев новый наряд кружиться перед зеркалом, и материнское сердце разрывалось на части, ведь одна ее дочь цвела, а вторая словно стала тенью себя прежней. Но и Кати радовалась жизни, и особенно быстрому выздоровлению Анраша, с которым они, вечерами, когда семья отправлялась на дворцовые балы, ходила к лекарю.
С Раенером девушке было и спокойно и весело. К этому времени пациентов, как двуногих так и четвероногих было мало, и если Кати не помогала делать перевязки, то делилась рецептами и рассказывала о травах, или внимала врачебному опыту лекаря. Правда Раенер так и не привык к волку, тенью следующему за девушкой, но со временем его страх исчез.
Прошло более месяца, когда в один из таких вечеров, Раенер сделал внезапное предложение:
— А скажите, милая Кати, — положив ногу на ногу, любопытствовала лекарь, развалившись в кресле и наблюдающий за умелыми руками девушки, разливающими обезболивающую настойку по пузырькам, — не желали бы вы стать моей помощницей? Та самая комната все еще пустует, а мой возраст заставляет задуматься о преемнике.
Катарина услышала звук открывающейся входной двери, поняла что это служанка, ведь только Ори входила неслышно, и занятая вливанием жидкости в весьма узкие горлышки, не обернувшись ответила:
— Стать вашей помощницей, — задумчиво повторила девушка, — ах, любезный мьене Раенер, это моя мечта. Жить здесь, с вами, помогать тем, кто нуждается в лечении, помогать животным…
— Так вы согласны? — радостно спросил лекарь.
— Увы, — рука Катарины дрогнула и драгоценные капли пролились на поверхность стола, — я не располагаю собой… к моему искреннему сожалению… Но мне бесконечно приятно было услышать подобное предложение от вас, ведь это значит, что вы сочли меня достойной.
Кати положила опустевший флакон, и начала старательно закупоривать наполненные настойкой пузырьки. Каждый необходимо было закрыть миниатюрной пробкой, а затем еще и покрыть горлышко воском, предотвращая попадание воздуха. Катарине нравилось делать обезболивающие настойки. Ей, что так часто испытывала боль, хотелось облегчить страдания всех остальных. Иногда, делая очередной настой из трав, девушка представляла, как его будут пить женщины, во время женских недомоганий, или раненные, или дети, которых мучает боль в животиках… И мысль, что благодаря ее знаниям, кому-то не будет больно, приносила истинное упоение. И вместе с тем бесконечное сожаление, ведь ни одна настойка не могла уменьшить ту боль, что с каждым днем все сильнее терзала ее душу.
— Кати, мне искренне жаль, — не скрывая сожаления, произнес лекарь, — с вашими знаниями и чутким отношениям к больным, вы незаменимы и как лекарь и как единственная знакомая мне девушка, которая не морщится брезгливо при виде ран и крови.
— Кровь… — Катарина усмехнулась, — кровь это боль, а боль не может быть противной, это просто боль…
Внезапно раздался знакомый голос:
— Вы так странно рассуждаете о боли… неужели ваш муж был столь жесток?
Катарина испуганно вздрогнула и одна из бутылочек покатилась по столу, а затем с печальным звоном разбилась, упав на пол.
— Ох, Ян, ты напугал меня, — Раенер поспешно поднялся, — что-то с Хараном? Опять что-то съел? Давай его сюда.
Но император не ответил, продолжая пристально разглядывать присевшую в реверансе девушку, настолько побледневшую, что ее кожа сравнялась в оттенке с белоснежной скатертью.
— Встаньте, — брезгливо приказал Хассиян, — мы не при дворе, так что этикет можно несколько нарушить. — И повернувшись к лекарю, несколько раздраженно произнес. — Харан поранил бок, посмотри его.
Повинуясь зову хозяина, черный хищник вошел в смотровую и тут же оскалил клыки. Из своего угла зарычал Анраш, признавший врага.
— Харан, свои! — произнес Ян и животное мгновенно успокоилось.
Успокоить волка возможным не представлялось. Катарина и упрашивала его, и гладила, но Анраш дрожал всем телом, и эта дрожь не имела ничего общего со страхом. Некоторое время Хассиян наблюдал за готовым напасть волком и безуспешными стараниями Катарины, а затем резко подошел к взбешенному зверю, и одним движением ухватив его за загривок, резко поднял вверх, до уровня своих глаз.
Пристально глядя на мгновенно присмиревшего волка, Ян отчетливо проговорил:
— Я главный! Я! Ты подчиняешься! — и совершенно спокойно опустил Анраша вновь на пол.
Но волк не сдался, и хвост не поджал, теперь с ненавистью взирая на посмевшего приказывать ему человека. Медленно, очень медленно Хассиян повернулся к волку спиной. Но Анраш не напал. Конфликт был исчерпан.
— Что вы сделали? — не удержалась от вопроса Катарина.
— Указал ему, где его место, — невозмутимо ответил император, укладывая вспрыгнувшего на стол Харана, — Это волк, он привык к стае, нужно было показать, что в этой стае главный я.
— И… так можно с любым волком? — Кати присела, успокаивающе гладя Анраша.
— С диким — нет, — честно ответил Ян, — но этот ручной, и волчьей стаи не видел.
Раенер занялся осмотром рваной раны на лоснящемся черном боку, и завершив начал командовать:
— Катарина, промойте рану, Ян, держи своего зверя крепче. Я приготовлю нить.
Девушка без слов достала железную миску, стремительно налила отвар и добавила в него немного спирта. Следивший за ее действиями император, лишь удивленно хмыкнул, но не произнес ни слова. Кати положила приготовленный раствор на стол и взяв бинт начала аккуратно промывать рану, удаляя грязь и волоски. Харан зарычал, дернулся, но одного слова хозяина было достаточно, чтобы зверюга обреченно закрыла глаза, отдаваясь на растерзание.
— И как вам это удается, — не ожидая ответа, произнесла Кати, ловко управляясь с раной.
