Андрэ пересказал соратникам разговор с помощником шефа, выслушал их предсказуемые комментарии, а потом перевел тему:
– Пока вы играли в прятки с полицейским, я не только купил кофе, но и расспросил официантку, которая обслуживала нашего погибшего и его таинственного собеседника. Она действительно слышала, как Александр рассказывал что-то про свою карьеру. Так что повод для встречи вполне соответствует ее содержанию. Но вот потом случилось странное. Когда Масик – ну и фамилия все-таки, даже не произнесешь ее нормально, чтобы не почувствовать себя идиотом… Так вот, когда он вспылил, то начал кричать странные вещи. Он оскорблял собеседника, при этом умудряясь жаловаться на свои проблемы, но удивительно то, что он произнес что-то вроде: «Какие еще чудеса?» Вроде как этот брюнет что-то ему говорил про чудеса, и это взбесило Александра. Как думаете, что бы это значило?
Кирилл почувствовал, как сердце на миг сжалось. Не больно, но неприятно.
– Бред какой-то, – пожала плечами Миражана. – Ты уверен, что это важно?
– Это его взбесило. И послужило поводом для ссоры. По-моему, это важно.
– М-да, не поспоришь, – вздохнула ведьма. – Кирилл, ты чего притих?
– Да вот думаю, как можно было застрелить человека в том переулке так, чтобы казалось, что стрелявший был на уровне фонаря.
– Неожиданно, – чуть не поперхнулась девушка. – И что надумал?
– Ну… наверное, это епархия Андрэ, но мне вот показалось, что если это не какое-нибудь хитрое оружие, то, может быть, не менее хитрое приспособление? Ну типа устройства, которое может нажать на курок и управляется дистанционно. Я смотрел фильм, где у фокусника была механическая рука, которая могла передвигаться, толкать дверь, нажимать на кнопки. Может, и здесь что-то такое? Если жене было выгодно его убить, то, может, она придумала что-то такое хитрое?
– Зачем? – поинтересовался Андрэ. – К чему все так усложнять?
– Ну как… запутать следствие, – растерялся юноша.
– Не проще ли было застрелить мужика сзади, забрать деньги и часы, скажем, тем самым сымитировав ограбление. Такие преступления труднее всего раскрыть. – Мужчина смотрел в окно. – Зачем какие-либо хитрости? Заказывать или изобретать какой-то механизм, крепить его и пистолет на фонарь, создавая труднообъяснимый угол полета пули и тем самым будя любопытство следователей… Это сложно. Остаются следы. Если это делала жена, то можно найти следы изготовления механизма. Если не она, то можно выйти на мастера. Или он может проболтаться. Слишком рискованно. В таких вещах чем проще, тем лучше.
На эти доводы сказать Кириллу оказалось нечего. Он только скорбно вздохнул.
– Но проверить, кем работает жена, все же нужно, – подмигнула ему Миражана.
– И ты молодец, что думаешь о таких вещах, – поддержал ее Андрэ. – Свежий взгляд нам необходим. Да и вообще, у людей, преступников в том числе, мозги разные. Кто знает, что в голове у убийцы, прикончившего Масика?
– Но не забывайте, что наше дело – разобраться, что стало с душой. Если ее исчезновение не связано с убийством, то раскрывать его мы не обязаны. С другой стороны, подобный вариант маловероятен.
– Неужели вам неинтересно? – удивился Кирилл.
– Очень, – одновременно произнесли Миражана и Андрей. Потом девушка продолжила: – Но мы же не развлекаемся ради удовлетворения собственного любопытства, мы работаем.
– Мира, не занудствуй, – усмехнулся лучник. – Слава богам, у нас та работа, которая позволяет развлекаться и удовлетворять свое любопытство. И я тебе дюжину дюжин раз говорил, что не нужно относиться к ней иначе. Как только становишься слишком серьезным, с тобой перестают случаться чудеса. О, кстати, чудеса! На что спорим, наша жертва не верила в них?
– Чего тут спорить? Ты видел его рабочее место.
– Может, за это его и убили? – хмыкнул Андрэ. – За занудство.
– А за это убивают? – заинтересовался Кирилл. – Можно тогда парочку наших институтских преподавателей… того?
– Может, и убивают, – хихикнув, ответила Миражана и направила машину в заключенный между унылых, порядком износившихся многоэтажек двор. – Уж точно за это жаждут убить!.. Вот мы и на месте, кстати.
– Почему я не удивляюсь? – произнес Андрэ, выскальзывая из машины и оглядываясь. – Тоска, – заключил он.
Его спутники не могли с ним не согласиться. Есть какая-то удивительная черта у многоквартирных зданий постройки семидесятых-восьмидесятых годов двадцатого века – потрясающая убогость. Такое впечатление, что они притягивают тоску и серость, подменяя ею все остальные цвета. Такие места даже лето не спасало. Впрочем, лето здесь выражалось в узкой полоске неба где-то вверху и пожухлой траве, пробивающейся сквозь трещины асфальта.
– Никогда не понимал, зачем бетонировать детские площадки, – пробормотал Андрей и начал вертеть головой в поисках хотя бы одной таблички с номером.
Разумеется, такая обнаружилась только на самом дальнем доме. Впрочем, для глаз лучника это не стало проблемой. Он разобрал цифру даже под слоем ржавчины и каких-то неопознаваемых потеков – шестнадцатый. Однако Александр Масик жил в доме номер двадцать. С помощью логики соратники вычислили, какое из зданий должно носить на себе эту гордую цифру. Оказалось – ошиблись. Местные жители, а точнее, жительницы преклонного возраста, после долгих подозрительных расспросов, наконец соизволили указать горе-сыщикам правильное направление.
Лариса Масик не выглядела убитой горем, скорее усталой. Она провела их на кухню, длинную и узкую. Чувствовалось, что именно здесь женщина бывает чаще всего: по сравнению с остальными комнатами в этом месте было действительно уютно.
– Может, чаю или кофе? – спросила она.
Получив отказ, Лариса вздохнула с облегчением. Из этого Кирилл вывел для себя, что спокойствие дается ей непросто. Миражана же видела, что эмоции явно жили в женщине, но их словно стирали постоянные неудачи. Как ведьма, она чувствовала, что Лариса в опасности. Еще немного – и может сорваться. Или уже сорвалась? Вопрос, куда: во зло, разрушение себя или преобразование, пусть даже через уничтожение того, что создавалось этой семьей все предыдущие годы?
Задав несколько обычных вопросов, девушка наконец спросила:
– Вы не знаете, что ваш муж делал в том переулке? Он сообщил, что задержится?
– Да, он прислал эсэмэс, но в ней было только то, что он задерживается. – Женщина будто специально избегала называть мужа по имени. – Что он делал, я не знаю.
– И вас это не смутило? Что он не объяснил?
Лариса подняла на девушку больные глаза.
– Я понимаю, к чему вы ведете. Я смотрю достаточно детективов, чтобы знать, что первый подозреваемый при убийстве мужа – жена. И вам надо выяснить, какие у нас были отношения. Так я вам сразу скажу – плохие. Соседи наверняка многое вам уже рассказали. Да, мы ругались. Меня бесило, что ему ничего в жизни не надо, а он злился, что его кто-то трогает. Дать ему волю, он всю жизнь бы перед телевизором и провалялся. Его дружки, наверное, покатили на меня уже бочку. Мол, я плохая жена, пилю и пилю его. Но знаете… к чертям! Если бы его не убили, я бы подала на развод. Разве можно жить с человеком, которому ничего не надо?
