— Почему вы называете меня Алиной Сергеевной! —
всполошилась Лола. — Кто это — Алина Сергеевна?
Горничная разинула рот и едва не выронила поднос.
— Как кто? — сказала она. — Это же вы! А меня
вы не узнаете?
— Да вы с ума сошли! — вскричала Лола. — Я
никогда в жизни не видела ни вас, ни этой комнаты! Ни этой кровати! Ни этих
тапочек!
Она схватила одну туфлю и запустила в горничную. Та сумела
увернуться, но уронила поднос. По зеленому ковру разлилась какая-то
подозрительная субстанция, которую Лола после идентифицировала как овсяную
кашу. Горничная прижала руки к щекам и выбежала из комнаты, едва не теряя на
ходу туфли без задников.
«Это похищение, — подумала Лола, — меня похитили!
И теперь обратятся к Лене за выкупом. Вот интересно, сколько за меня запросят
денег? И сколько Ленька не пожалеет? Вообще-то он ко мне неплохо относится… И
деньги у нас есть… Думаю, он заплатит, сколько скажут!»
Казалось бы, от этой мысли Лола должна была немедленно
успокоиться. Но она тут же поняла, что версия о похищении не выдерживает
никакой критики.
Во-первых, жертв похищения держат в подвалах без окон, чтобы
они не определили, где находятся. Во-вторых, похитители не показывают им свои
лица, чтобы после их не опознали. Если только, тут же поправила себя Лола,
похитители вообще не собираются отпускать свою жертву. Но в таком случае, зачем
ее держать в просторной, хотя и безвкусно обставленной спальне и приносить
завтрак в постель?
Лола с ненавистью поглядела на свою ночную сорочку,
спрыгнула с кровати и подбежала к шкафу. Шкаф был трехстворчатый, очень большой
и оказался запертым. Некогда было удивляться по этому поводу. Лола поискала
глазами какой-нибудь подходящий инструмент, пошарила наверху в надежде, что
найдет ключ, наконец, сообразила поднять чайную ложечку с ковра, при этом
второпях вляпавшись в кашу.
Ругаясь сквозь зубы, Лола принялась ковырять ложкой в замке.
Удалось открыть только одно отделение — бельевое. Аккуратными стопками лежали
трусики, бюстгальтеры и маечки. В коридоре послышались шаги, и Лола наугад
схватила футболку и трикотажные шорты. Шаги остановились у двери, и Лола одним
тигриным прыжком оказалась в кровати. Она спрятала добычу под подушкой и снова
натянула одеяло до подбородка.
Вошедшему мужчине можно было дать лет сорок. Был он среднего
роста, скорее полный, чем худой, с хорошо просматривающимся животиком. На
мужчине был вполне приличный светлый летний костюм, очки в модной оправе,
которые совершенно ему не шли, в руках он держал портфель светлой кожи.
— Олег Иваныч! — в дверь протиснулась давешняя
горничная. — Ну сами посмотрите, что творится! Меня не узнает!
— Помолчи, Татьяна, — низким голосом сказал
мужчина и шагнул к Лоле. — Ну, дорогая, что еще случилось?
— Кто вы такой? — спросила Лола, стараясь, чтобы
голос ее не дрожал.
— Ну, здравствуйте! — вздохнул мужчина. — Что
еще ты придумала? Детка, мне сейчас некогда, опаздываю на работу! Давай ты не
будешь капризничать, встанешь, позавтракаешь, а вечером мы поговорим!
— Не смейте говорить мне «ты»! — крикнула
Лола. — И объясните, чего вы добиваетесь!
Мужчина переглянулся с горничной, та развела руками — мол,
говорила же вам, а вы не верили… Мужчина с досадой взглянул на часы и присел на
кровать. Лола отползла как можно дальше, по-прежнему прижимая к груди край
одеяла.
— Татьяна, убери все! — не поворачивая головы,
сказал хозяин.
Горничная подхватила поднос, кое-как собрав на него разбитую
посуду, и вышла.
— Дорогая, — нежно пророкотал мужчина, пытаясь
найти под одеялом ее руку, — сейчас не время капризничать. Прошу тебя,
Алиночка…
— Но я вовсе не Алина! — заорала Лола.
— А кто же ты? — вкрадчиво спросил мужчина.
— Я Ло… — Лола запнулась на полуслове.
Ведь Лола — это ее не настоящее имя, это псевдоним или
партийная кличка, как шутит ее напарник Леня Маркиз. На самом деле ее зовут
Ольга Чижова, под этим именем она играла в свое время в театре, под этим именем
ее знают друзья и знакомые. Но, судя по всему, человек, сидящий сейчас рядом с
ней, явно желает Лоле плохого, так что вовсе незачем выбалтывать ему всю
подноготную.
— Я — Люся, — брякнула Лола. — Люся
Савушкина. Людмила Петровна Савушкина, если вам так будет угодно.
— Мне угодно тебя как следует отшлепать! — рявкнул
мужчина, побагровев от злости. — Что такое в самом деле? Нашла, понимаешь,
время безобразничать! Какая еще Люся Савушкина?
«Действительно, — подумала Лола, — с чего это я
ляпнула про Люсю? Откуда в голове взялось это имя?»
Она скроила самую строгую физиономию и уставилась на
мужчину.
— Если вы будете удерживать меня силой… — начала она,
но в это время с грохотом распахнулась дверь спальни и на пороге появилась
весьма примечательная личность женского пола.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении насчет пола мнение можно
было и переменить, потому что женщина была худая и плоская, как доска. На
вошедшей был красный спортивный костюм и кроссовки. Волосы, коротко стриженные
и когда-то крашенные в каштановый цвет, давно требовали заботы и ухода, потому
что там и тут беззастенчиво выглядывали седые корни. Судя по морщинам и седине,
тетка была сильно немолода. На носу у нее сидели очочки без оправы, которые все
время падали вниз, и тогда выглядывали маленькие и злобные, как у носорога,
глазки.
— Ну? — грозно вопросила тетка. — Что у вас
тут? Татьяна сказала — опять она выкаблучивает? Идиоткой прикидывается!
— Мама! — мужчина сдвинул брови и встал с Полиной
кровати. — Ты бы все-таки выражалась повежливее!
«Ах, вот это кто, — поняла Лола, — если этот, с
пузом, мой муж, то его мамаша, стало быть, моя свекровь… Можно поздравить себя
с такими, с позволения сказать, родственничками !»
— Чего мне стесняться? — загремела тетка. —
Чего и кого мне стесняться в собственном доме? Давно пора назвать вещи своими
именами! Говоришь, тебя не узнает? Может, она и меня не узнает?
— В первый раз в жизни вас вижу! — подтвердила
Лола. — И век бы не видала!
— Все ясно! — возвестила тетка, грозно подступая к
Лоле. — Снова нанюхалась до одурения!
— Мама…
— Что — мама? — тетка вскинула голову, отчего
круглые очочки свалились с носа и злобные глазки с коровьими ресницами
предстали во всей красе. — Я сорок лет без малого тебе мама! И шесть лет
наблюдаю, как ты мучаешься с этой… с этой…
— Сама такая, — невольно вырвалось у Лолы, уж
очень противная была тетка.
— Вот видишь? — торжествующе спросила
«свекровь». — Теперь ты видишь, как твою мать оскорбляют в ее собственном
доме?
«Бред какой-то, — подумала Лола, — что я тут
делаю? Препираюсь с чужой свекровью? Этак недолго и с ума спрыгнуть…»
