— Зенитка? — удивленно переспросил Демьян. —
Какая еще зенитка? Которая по самолетам стреляет?
— Кличка у нее такая, — торопливо говорил
Анатолий. — Потому что за «Зенит» болеет… старая уже баба, а крутая…
— Я вот тоже за «Зенит» болею, — строго проговорил
Демьян. — А у больших людей машины не ворую!
— Погоди, Демка, — Касьян плюнул на палец и поднес
его к жалу паяльника. — Вроде уже нагрелся… шипит, зараза! Сейчас он нам
все выложит! А то гонит пургу какую-то, на старуху хочет свалить…
— Да это такая старуха, что с ней лучше на узкой
дорожке не сталкиваться! — Анатолий не сводил глаз с быстро краснеющего
паяльника. — Она любому матерому авторитету сто очков вперед даст! Я еще
когда дальнобойщиком гонял, с ней познакомился. Она в Сибири паленой водкой
торговала, так все знали — если кто ей только слово поперек скажет — считай,
нет человека! Раз — и в Енисей, а там уже рыбы дело доделают, и никаких концов!
— Что ты его сказки слушаешь! — Касьян помахал в
воздухе паяльником и шагнул к Анатолию. — Ишь, чего наболтал! Старухой
какой-то нас пугает… Зачем этой старухе чужой «мерс» понадобился?
— Братки, честное слово — не вру! Вот те крест! Ей этот
«мерс» без надобности был, ей он только для дела, на полчаса, чтобы с
«пятеркой» столкнуться…
— Ну, уж совсем заврался! «Пятера» уж вовсе никому не
нужна! Нет, не хочешь ты по-хорошему…
— Хочу, хочу! — Анатолий ползал на коленях,
умоляюще заглядывая в глаза братьям. — Им не «пятера» была нужна…
— Ну вот, то «пятера», то не «пятера»… совсем ты,
мужик, заврался! Ну да ничего, мы тебя правду говорить научим!
— Не «пятера» им была нужна, а девка, что в этой
«пяте-ре» сидела! Я только ее машину подрезал да в борт легонько ударил, а
потом уж они сами девчонку перенесли, а потом из «мерса» — в другую машину и
уехали… а мне Зенитка велела от «мерса» избавиться…
— Ну-ка, с этого места еще раз и помедленнее! —
послышался за спиной у Анатолия негромкий голос. Он испуганно оглянулся и
увидел, как из-за его «десятки» вышел мужчина лет тридцати пяти, приятной, но
не запоминающейся наружности.
— Куда они эту девушку увезли? — спросил
незнакомец, сверля Анатолия взглядом. — Ту, которая в «пятерке» сидела?
— Не знаю, — Анатолий, никогда не отличавшийся
религиозностью, истово перекрестился. — Вот те крест, не знаю!
— Шеф, сейчас я его паяльничком подживлю, мигом все
расскажет! — хриплым басом предложил Касьян, приближаясь к Анатолию и
угрожающе размахивая паяльником. — Не таким языки развязывали!
— Паяльником? — задумчиво проговорил
Маркиз. — Можно и паяльником… а я вот подумал, что неплохо харизмой
поработать…
Незнакомое слово еще больше напугало бывшего дальнобойщика.
Он упал на колени и пополз к незнакомцу, причитая:
— Не надо! Не надо эту… харизму! И паяльник не надо!
Все что знаю, все расскажу! Ничего не утаю! Честное благородное!
— Ну, насчет благородного — это ты привираешь! —
усмехнулся Маркиз. — С благородством у тебя напряженка! То есть просто
совсем никак!
— Только где Зенитка живет, я правда не знаю! —
страдальческим тоном добавил Анатолий.
— А как же ты с ней связывался? — недоверчиво
спросил Маркиз, отступив от подползающего шофера и брезгливо поморщившись.
— Она сама мне звонила, — ответил Анатолий. —
Сама звонила и говорила, что нужно делать…
— Допустим, что ты не врешь, — с сомнением
произнес Маркиз. — Единственный раз в жизни, в порядке исключения. Но
пользы от тебя все равно никакой, значит, возникает вопрос, который уже
задавали ребята — что с тобой делать?
— В топку его! — выпалил Касьян. — Тут
котельная рядом, топка газовая, хорошая, так и полыхает! В пять минут сгорит, и
никаких проблем! Даже хорошо — экономия топлива!
В топку, говоришь? — повторил Маркиз. — Можно,
конечно, и в топку, только окружающую среду жалко. Если такого подонка в топке
сжечь — это какое же загрязнение воздуха будет!
— Ну, тогда можно распилить, — не моргнув глазом,
согласился Касьян. — Кровищи, правда, много будет… но зато насчет
окружающей среды — полный порядок!
— Не надо! — взвизгнул Анатолий, как будто его уже
и вправду распиливали на куски. — Я вам принесу пользу! Я вспомню! Все что
видел, все вспомню!
— Да, может, тебе и вспоминать-то нечего! Сам же
говоришь — Зенитка тебе звонила…
— Ну да, звонила, а когда встречу назначала — так все в
северном конце города, поближе к Выборгскому шоссе… а вот еще один раз, помню,
она в моей машине ехала и велела около переезда притормозить. Там тетки рассаду
цветочную продавали, так она у них горшок купила с петуньей, такая, что вниз
свисает. Ее на фонари и на балконы вешают. ..
— Ампельная, — подсказал Маркиз.
— Во-во, и она так сказала! «Повешу? —
говорит, — над входом в дом, л??бимые мои цвета…»
— Любимые цвета? — переспросил Маркиз.
— Ну да, — кивнул Анатолий. — Цвета «Зенита»,
синий и белый.., синие цветочки с белыми краями…
— Не густо… — протянул Леня, переглядываясь с
Уклейкиными. — Может, все же харизму?
— Или паяльник. — Касьян плотоядно облизнулся.
— Больце ничего не помню… — тяжело вздохнул
Анатолий, — хоть режьте…
— Это как раз запросто, — Касьян выразительно
переглянулся с братом.
— Допустим, про Зенитку ты и правда больше ничего не
помнишь, — Маркиз склонил голову к плечу. — А про эти часики что ты
мне можешь рассказать? Только такое, чего я сам не знаю! Откуда ты про них
разнюхал?
Давно дело было, — торопливо проговорил
Анатолий. — Это когда я еще в Сибири фуры гонял… дороги длинные, страшные,
безлюдные… А если и увидишь человека, так скорее мимо проезжаешь, а то на
такого злодея нарваться можно! Вот раз еду я, дело уже к вечеру, а тут на
дороге тело лежит. Молодой парень, лицо все в крови. Я сдуру-то и притормозил.
Тут же из кустов мужик выскочил, страшный такой, весь в шрамах да наколках, к
машине моей подбежал, и заточка у него в руке! И тот, что на дороге лежал, тоже
вскочил. Жив оказался, а кровью только для вида лицо перемазал. Я хотел
газануть, а этот-то, что в наколках, в кабину просунулся, заточку мне к шее
прижал и говорит:
— Хочешь живым остаться — довезешь нас до железной
дороги! Там мы тебя отпустим…
Ясно — беглые, с зоны ушли. Не очень я ему поверил, что
живым оставят, но выхода не было. Посадил их в кабину и поехал. До железной-то
дороги километров восемьсот, а ночь уже темная, и дорога такая, что того и
гляди в овраг сверзишься. Пришлось остановиться, развели костер, прилегли. Я
сделал вид, что сплю, а какой уж тут сон, только глаза прищурил и слежу за
беглыми сквозь щелочку: а ну как решат меня прямо тут пришить! На всякий случай
тихонько булыжник потяжелее под руку положил,
