— Это мило, пока он еще маленький.
— И еще у него очень необычный цвет волос. Они светлые, это большая редкость в Адорнии.
Винсент улыбнулся.
— Скажи мне, что такая яркая девушка как ты делает в такой дыре как Чертог покоя? — неожиданно перевел разговор посол.
«Он считает меня яркой!»
Экко почувствовала, как кровь приливает к щекам, и отвернулась.
«Он, правда, так считает, или просто ответил комплиментом на комплимент?»
— Прячусь от мира. А то как бы он не сгорел от моей яркости.
Упавшая на лицо снежинка приятно охладила пылающие щеки.
* * *
У леса тысячи глаз.
Никогда не думай, что ты одинок в лесу. Ворон на ветке провожает тебя своим взглядом. Белка скрылась в дупле сосны, напуганная вторжением. Листья шепчут за спиной, или ты слышишь только ветер в их голосе?
Чаще всего, лесу все равно. Ты — лишь мгновение, мимолетное сновидение в вековечной дреме. Ты уйдешь, а он останется. Потом придут и уйдут другие, а он все еще будет стоять. Очередной сон, который вскоре затеряется среди мириад себе подобных.
Но иногда лес просыпается. Разбуженной чьей-то волей, он открывает заспанные глаза, и начинает видеть. Сломанная ветка, сорванный цветок, примятая травинка — он помнит все нанесенные ему обиды. Безрассудные люди, безразличные, безответственные. Это не ваше место, вы здесь всего лишь гости, попирающие законы гостеприимства. Всем было бы лучше, если бы вы просто навсегда уснули. Нашли вечный покой в лишенном покоя лесу.
У леса тысячи глаз, и все они смотрят.
Молодая женщина бежит вниз по склону. Иногда спотыкается и падает в грязь, оглядывается назад, но потом встает и снова бежит. Ее дыхание такое частое, ее сердце бьется так быстро — в тысячу раз быстрее, чем сердце самого леса. За ее спиной лук с разорванной тетивой, ее колчан пуст. Она пахнет отчаянием.
Преследователя не видно, но он рядом. Лес знает его, чувствует его дыхание, слышит его нетерпеливую дрожь. Злой человек. Жестокий человек. Наполовину человек. Четыре руки крепко сжимают четыре меча, змеиный хвост на месте ног бесшумно подрагивает, лунный свет отражается в его угольно-черных лишенных зрачков глазах.
Однажды лес знал покой, и теперь разбуженный, он отчаянно желает его вернуть. Все эти люди такие суетливые, такие импульсивные. Их присутствие мешает впасть в благословенную дрему. Он приведет испуганную женщину к жестокому мужчине, и тогда вся эта суета закончится.
Так легко управлять человеком. Он думает, что сам выбирает свой путь, что именно его выбор определил направление. Не так. Не так. Совсем не так. Почему ты выбрала правый путь, а не левый? Ты видела, как еловые ветки выстраиваются в преграду или расступаются перед тобой? Ты чувствовала, в какую сторону подталкивает тебя в спину ветер? Ты все еще считаешь, что выбирала сама?
Женщина остановилась, прислонившись спиной к стволу дерева. Она устала бежать, ее грудь поднимается и опускается в такт вырывающему дыханию. Тяжелым паром оно оседает на звенящем холодном воздухе. Быстро темнеет, на лес опускается вечерний сумрак. Женщина еще не знает, что ее путь уже закончен.
Мужчина со змеиным хвостом совсем близко, замер с другой стороны того же дерева. Верхняя пара рук скрещена на груди, нижняя расслабленно опущена. Темные лезвия мечей неподвижно замерли, предвкушая кровь. Два врага стоят друг к другу спиной, и их разделяет один лишь древесный ствол.
Мгновение покоя заканчивается сиплым всхлипом. Два меча бесшумно пробивают и древесный ствол, и тело беглянки. Два острия с ликованием выходят из груди женщины, выбрасывая наружу кровавые капли.
Мужчина одним движением плавно обтекает расщепленное дерево и заглядывает в лицо своей жертве.
— Тридцать два, Каэлии. Уже тридцать два.
Женщина не отвечает, только кривит губы и плюет в лицо противнику. В вечернем сумраке кровавый плевок кажется черным. Мужчина смеется, вытирая лицо одной из нижних рук, затем облизывает пальцы, пробуя на вкус ее кровь.
Две верхние руки резко вырываются вперед, и вторая пара мечей снова протыкает и искалеченный ствол дерева, и голову женщины. Лезвия вошли точно в глазницы и ручейки крови на молодом лице похожи на слезы. Теперь женщина напоминает пришпиленную к фанерной коробке бабочку. Мужчина чуть отстраняется, словно любуясь созданной им картиной. Тело женщины слегка светится, уже начиная разлетаться синеватой пылью, распадаясь на частички прайма, из которого оно состояло. На лоб погибшей героини падает первая снежинка.
На лес снова опускается благословенная тишина. Гулко каркнул и затих невидимый ворон. Осторожно выглянула из-за ветки белка.
У леса тысячи глаз, и все они смотрят для Фарфоровой ведьмы.
5.
— Доброе утро, Аззара! Ну, как ты тут устроился?
Винсент с неудовольствием осмотрел покосившийся дом с заколоченными окнами и дверьми, и озабоченно покачал головой.
— Э-э-э, нормально! Спасибо! — раздался откуда-то изнутри бодрый голос.
Внутри что-то гулко стукнуло и громыхнуло, а затем послышалась целая дробь, как будто кто-то рассыпал по полу пакет металлических шариков.
— Ты уверен, что все в порядке? Может быть, тебе помочь?
— Абсолютно уверен! — ответила высунувшаяся из стены голова магозавра. — Просто решил вот немного прибраться, так что все просто великолепно. Ха-ха, — голова смущенно хохотнула и скрылась в доме, сопровождаемая новым грохотом. — А ты как? Тебя вроде в замке поселили, такая честь!
Винсент придирчиво осмотрел заросшую плесенью скамейку перед домом и скривился от пренебрежения. Достав из кармана вышитый платок, он расстелил его на грязном сиденье, тщательно разгладил руками и осторожно присел на краешек.
— Это с какой стороны посмотреть, — ответил он. — Конечно, в замке детям лучше, чем в каком-нибудь из этих убогих домов. Теплее по крайней мере, у нас даже камин есть в комнате. Правда, вытяжка барахлит и часть дыма в комнате остается. Но кровати мягкие, слуги исполнительные, хоть и угрюмые. Так что, в принципе, все у нас хорошо.
— Хорошо быть послом! — философски заметил голос из-за стены.
— Неплохо, — не стал спорить Винсент, наблюдая за игравшими на противоположной стороне улицы детьми.
Дом напротив принадлежал Экко. Той самой героине-художнице, с которой Винсент гулял по городу вчера вечером. Ее хоть и нельзя было назвать символом терпения, да и сквернословила она часто, сдерживаясь только при детях, но Кирик и Адам в нее влюбились. И теперь ходили за ней по пятам, досаждая вопросами и требуя внимания.
Вот и сейчас они приставали к художнице, умоляя ее нарисовать очередного необычного зверя. Героиня вздыхала, брала в руки свой огромный посох-кисть и взмахивала им, разбрызгивая с кончика капли краски. И тогда из упавших на землю красок к вящей радости малышни возникал какой-нибудь причудливый зверь — розовая крыса с крыльями, оранжевая полосатая кошка с тремя хвостами или толстая синяя птица без крыльев, но с большим хохолком на спине.
