— Что случилось? — резко бросил ей подошедший Тезарио. — Почему не помогла?
— Они забрали его. Они забрали мой жезл, — сквозь слезы пожаловалась Селеста, мотнув головой в сторону выхода.
Чертыхнувшись, Тезарио рванул к внешним дверям храма и выбежал на площадь.
У него получилось! Это было невероятно! Несомненно, самое грандиозное событие в его жизни! Победить героиню, вырвать из ее рук символ веры, и сбежать безнаказанным!
Торжество собственной победы душило Ллина радостным смехом.
— Стой, мелкий ублюдок! — раздался сзади злобный голос, враз прогоняя любую веселость.
Молодой вор поднажал, ловко огибая уже начинавшую редеть толпу гуляк. Оборачиваться он не стал, не желая тратить времени на выяснение личности догонявшего. Было понятно одно — попадаться ему нельзя, поэтому Ллин бежал что было сил.
Но оторваться от преследователя никак не получалось. Хриплое дыхание позади, казалось горячим ветром, обдававшим его спину. Шум каблуков по мостовой не мог заглушить даже сходящая на нет, но все еще продолжающаяся праздничная музыка. Ллин специально бежал поближе к людям, в надежде, что преследователь не решится стрелять в него посреди толпы. Еще хранящий тепло рук жрицы, заткнутый за пояс жезл больно бился о ногу рубином в навершии и впивался в бок своим острым серебряным концом.
— Попался! — раздалось сзади.
— Сюда! — долетел до него показавшийся знакомым женский голос.
Чья-то тонкая, но удивительно сильная ладонь дернула его вниз, заставляя пригнуться, а над головой пролетел веер, ударивший его преследователя и откинувший его далеко назад.
Ллин затравленно поднял голову и встретился взглядом с такими знакомыми и такими чужими зелеными глазами.
— Это не остановит его надолго! — предупредили глаза. — Нам надо бежать. Скорее, за мной!
Тонкая женская ладошка потащила его куда-то в сторону, подальше от затихающего карнавала и изрыгающего проклятия преследователя.
— Кто ты? — на бегу спросил свою спасительницу Ллин.
— Твоя Удача, — ответила девушка.
Песня Любви
9.
Вторая песня уже затихла, и старик опустил зажатую в руке дудочку, но слушавший ее ветер никак не унимался. Он продолжал петь ее, пронзительно свистя и ударяя по воде, она стал ее продолжением. Он танцевал под нее на поверхности пруда, запуская по нему звенящие брызги, и ударялся в небеса, наполняя окрестности громовыми раскатами. Это была его песня, Песня Его Победы, и он не желал с ней расставаться.
Маленькая плавучая беседка испуганно качалась на разбушевавшихся волнах, отчаянно боясь перевернуться, но почему-то никак не могла сбежать с середины пруда. Как птица в невидимой клетке, кидалась она на прутья. Как рвущаяся на свободу бабочка билась в оконное стекло. Она хотела уплыть подальше от этого хаоса, спрятаться от обезумевшего ветра.
Длинная лодка уже давно оторвалась от нее, и теперь плавала перевернутая где-то неподалеку, оставив своей подруге-беседке только оборванную веревку, чтобы можно было на прощание хлестать ей по воде. Иногда ночной мрак разрезали сухие молнии, на мгновение освещая изможденные двухдневным концертом глаза старика, его развивающиеся белые волосы и бороду, заплеванное брызгами морщинистое лицо. Треугольную соломенную шляпу ветер уже давно сорвал с его головы, и она улетела в темную ночь. Но сожаления о потере не было, музыканта интересовала только его мелодия.
Старика, казалось, абсолютно не беспокоил ни ревущий вокруг хаос, ни шатающийся как гуляка в канун праздника бревенчатый помост. Он спокойно сидел в центре беседки с закрытыми глазами, и, казалось, глубоко спал, полностью погрузившись в собственное сознание.
— Зачем ты это сделал, Мастер? Зачем ты пробудил в нем Победу? — тихо плакали гнувшиеся к самой земле ивы на берегу.
Но старик как будто услышал их безмолвный шелест. Он в третий раз поднес к утомленным губам дудочку, и выдул тихую ноту, ударившуюся о воду и упавшую на самое дно пруда, подальше от этой странной грозы без дождя и беснующегося ветра.
Дудочка продолжала петь, не обращая внимания на ветер до тех самых пор, пока он сам не обратил свое внимание на эту новую мелодию. Заметил ее, и как будто даже чуть-чуть успокоился, убаюканный ее печалью и проникновенностью. Это была последняя песня, Песня Любви, рассказывающая о чистоте и самопожертвовании, о тайном желании и об одном, мельком брошенном взгляде любимого человека, способном зажечь искру счастья и подарить крылья.
Песня разгоралась подобно костру, от маленькой вспышки до высокого пламени, не разрушающего и сжигающего, но теплого, способного согреть в холодную ночь. Для нее не существовало преград, как не существует их для настоящей Любви.
* * *
Полупрозрачная синеватая картинка с изображением перепрыгивающей через стену храма Алессой помутнела, слегка дернулась и спиралью ввинтилась в лежащий на столе шарик. Лорд Раэль сладко потянулся, выгнув спину, и перевернулся на стуле, перекинув ноги с одного подлокотника на другой.
— Что-то я не припомню, чтобы подлые удары в спину входили в твой репертуар, Дамиан, — сказал он. — Как давно, должно быть, мы с тобой не общались.
— Я хотел честного поединка на арене! — обижено засопел лорд Тотоола. — И он бы состоялся, если бы не твоя Алесса, демонстрирующая преданность, которая граничит с глупостью.
— Она поступила правильно, именно так, как я ожидал, — бросил в ответ Раэль, вскидывая бровь. — Герой должен полностью подчиняться своему лорду, и я воспитал ее именно такой. А вот тебе следовало бы отдать лидерство этому твоему Тезарио. Парень явно считает себя главным в твоем отряде. Дисциплины, правда, не хватает. Скажи, ты нарочно поощряешь в нем это неповиновение, или просто не можешь с ним справиться?
— Не суй свой нос в чужие двери, Раэль, — сказал лорд Дамиан, заливаясь краской. — А то однажды кто-нибудь ухватится за него и втащит тебя туда, где тебе не хотелось бы оказаться.
— Куда, например? Только учти, что в твой нужник я свой нос совать не буду. Дверь, конечно, красивая, но смердит уж очень сильно.
— Друзья, давайте не будем ссориться! — воскликнула леди Мельва, поднимая руки, привлекая внимания разбушевавшихся лордов. — Это же всего лишь Игра, не забывайте!
— Чш-ш-ш, не останавливай их, Мельва, — с улыбкой попросил лорд Джафар, с головой погружаясь в горячую воду и выныривая обратно. — Такие стычки добавляют нашей Игре особый пикантный вкус, ты же знаешь.
Лорд Дамиан еще мгновение яростно прожигал взглядом своего оппонента, а затем натужно рассмеялся.
— Конечно-конечно. Мы ведь все тут друзья! Как жаль, что нам об этом приходится напоминать. Просто эта Игра кажется такой настоящей, такой естественной... Не удивительно, что даже такие блистательные лорды, как мы, оказались во власти своих эмоций.
