Книга Манагер, страница 18. Автор книги Евгений Щепетнов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Манагер»

Cтраница 18

Ну, все… Надо поспать хоть пару часов. Ноги отваливаются, заплетаются, того и гляди грохнусь. От того, что я себя загоню, лучше не будет. Они там тоже люди, тоже отдыхают. Сейчас, наверное, спят. Пока до лагеря дошли, пока погоню организовали. Шамана же они без охраны не оставят, значит, полноценная погоня могла выйти только через часа два. Это минимум. А скорее всего, часов через пять — пока опомнились, пока пришли в лагерь, пока всех собрали, суета… поехали! Ату его, этого манагера! Фигушки вам! Не найдете…

Выбрал сухое место и лег на спину, закрыв глаза. Ноги просто отваливаются, но все-таки дело идет не так плохо, как думалось. Заметил странную вещь: на меня не садятся мошки, москиты, жучки и паучки — жужжат, подлетают с намерением меня поиметь и — р-раз! — как будто наталкиваются на невидимую преграду и сворачивают в сторону. Нет сил думать над этим… А так есть хочется, просто ужас. Заставил себя успокоиться и медленно погрузился в сон.

Снилось мне, что я дерево — не то, большое, а то, каким оно было до того, — молодое, весело сосущее корнями питательные вещества из размякшей сырой почвы. И так это было вкусно и хорошо и так приятно…

Я проснулся с хорошим настроением — рука не болела, и даже есть не хотелось, а в теле ощущалась такая бодрость и свежесть — сам удивился, и поспал-то всего часа два.

Некогда думать — бежать надо. И я побежал дальше.

Глава 4

Уже двое суток я шел лесами, забирая вправо от реки. Прикинул, что ловить меня должны как раз вдоль нее, а значит, моя задача уйти в противоположную сторону. Переправляться, по понятным причинам, я не собирался, а других вариантов у меня не оставалось. Лес большой, найти человека там трудно — это еще партизаны доказали, так что я пер и пер через джунгли, наугад придерживаясь направления в сторону моря. Обнадеживало одно: море я никак не обойду, а как уткнусь в него, так пойду по берегу влево, до города. Конечно, мне приходило в голову, что там мне не будет очень-то сладко — ну, пришел я в порт, к примеру, и что? А где гарантия, что меня опять не захватят и не обратят в раба? Сейчас я даже ниже раба по статусу — совсем никто, животное, бродящее по джунглям. Даже за раба кто-то отвечает, он ведь кому-то принадлежит, а я не принадлежу никому и никому не нужен. От чувства своей беспомощности и потерянности у меня просто слезы наворачивались на глаза.

А в остальном мое путешествие было вполне удовлетворительным — болота возле реки сменились вполне проходимыми и сухими тропами, вытоптанными в густых зарослях разнотравья, среди громадных грибов и цветов. Мне постоянно попадались кусты, на которых висели желтые с красным боком плоды, размером с кулак, вкусом напоминающие сразу и орехи и яблоки, — их плотная сахаристая мякоть прекрасно утоляла голод. Да и голод-то стал для меня понятием отдаленным — я почти не хотел есть. Вернее, так: есть я начинал хотеть примерно во второй половине дня, а с утра был вполне бодр, весел и полон сил. Кстати, я заметил, что это происходило со мной только тогда, когда я ложился спать на земле, если же я забирался на ветку, то просыпался утром голодным, злым, уставшим.

Раненая рука меня не беспокоила, более того — рана затянулась, и на ее месте остался только небольшой шрам. Объяснить я это не мог, поэтому задвинул размышления о случившемся в самый дальний закоулок мозга.

На третий день я стал ощущать чье-то присутствие. Вот не вижу никого впрямую, но то мелькнет тень на периферии зрения и затихнут кричащие птицы, то, наоборот, разорутся. Как я где-то читал, это признак того, что меня кто-то преследует, зверь или человек. Если бы это были люди, скорее всего, я бы уже лежал связанный или вообще со стрелой в спине, однако ничего такого не случалось.

Но все-таки это были люди.

Уже под вечер, когда я перелез через толстый ствол упавшего дерева, возле куста со знакомыми сочными желто-красными плодами увидел несколько человек, практических голых, только на причинном месте у них был приделан какой-то сосуд — вроде выдолбленной сушеной тыквы. Мне сразу вспомнились земные аборигены из джунглей — они носили что-то подобное, и чем сосуд был больше, тем важнее считался воин. Мне кажется, что это соответствует желанию некоторых мелких людей купить автомобиль как можно большего размера — джип величиной с дом, к примеру. Чем это не своего рода сосуд на причинном месте? Сколько раз я наблюдал, как тип в таком джипе медленно-медленно переползает рельсы, возвышающиеся над мостовой аж на сантиметр. Для него джип не средство преодоления пространства и бездорожья, а вот такой начленник, и чем он больше, тем важнее и значительнее чувствует себя этот хозяин жизни. И теперь скажите, далеко ли мы ушли от этих голых дикарей?

Так вот, дикари были голыми, в одних начленниках, лица разрисованы белой краской — ну что у них такая тяга к белой краске в джунглях?! А, вспомнил!.. Белый цвет у многих народов означает, что хозяин разрисованного лица имеет отношение к отправке на тот свет: белый — цвет траура, цвет загробного мира. Э-ге-ге… не нравится мне их цвет… не хочу я не тот свет! Что там говорил Аркан? Не делать резких движений, не угрожать, не нападать.

Кстати сказать, аборигены стояли вполне спокойно и не выказывали никаких признаков агрессии: стоят себе и смотрят на меня, как на бегающего во дворе щенка. Один из них отделился от группы и плавными движениями — так, что не хрустнула ни одна хворостинка на земле, подошел ко мне.

Минуты три мы рассматривали друг друга. Абориген был черноволосым, сероглазым, довольно смуглым (там, где не было белой краски), пропорционального сложения, худощавый, как и все тут, и самое главное — ниже меня на полголовы. Он осмотрел меня, осторожно протянул руку и пощупал мои плечи, которые были шире его плеч чуть ли не в два раза.

То, что он нащупал, ему, видимо, понравилось, и он повернулся к своим товарищам и сказал что-то на странном, щелкающем, как будто птичьем, языке, напоминающем токование глухаря. Подумалось: а ведь он ко мне спиной повернулся. Значит, доверяет? Доверяет — не доверяет. По крайней мере врагом не считает, как я понял. И это хорошо…

Абориген снова развернулся ко мне и что-то прощелкал на своем языке. Я подумал и ответил на языке рабовладельцев:

— Я не понимаю!

Абориген подумал, кивнул и на ломаном имперском сказал:

— Идти со мной. Нет больно. Нет смерть. Гость.

Я тоже кивнул, абориген довольно улыбнулся. Выглядело это весьма странно — белая маска разошлась в сторону, как у загримированного актера театра Кабуки, и зашагал по незаметной тропе.

Я последовал за ним, остальные дикари шли сзади меня. Всем телом ощущалось их присутствие за спиной, а мысли о том, что в любой момент я могу лишиться жизни, не способствовали спокойствию духа. Впрочем, по здравому размышлению, у меня было гораздо больше шансов получить нож в спину от моих современников, чем вот от таких дикарей. Им знакомо такое понятие, как «табу», по отношению к гостям: гостя нельзя убить, съесть, обижать — если он соблюдает законы племени и тоже не нарушает табу. Вообще-то это скользкая и непредсказуемая тема — что есть табу, а что нет? Да и понимание того, признали тебя гостем или нет. Ведь есть еще такое понятие, как «чужак», и во многих языках слова «чужак» и «враг» — синонимы.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация