– Смотри, – кивнула Талка.
Впереди шли двое. Высоченный военный и женщина в сиреневом платье, едва достававшая ему до плеча. Егор хотел окликнуть, но Талка одернула:
– Тише!
Женщина прижалась щекой к форменному рукаву и засмеялась. Приноравливаясь к широкому шагу спутника, она быстро стучала каблучками.
– Ола Леокадьевна очень красивая, – сказала Талка.
Егор с удивлением смотрел, как мама, дурачась, повисла у отца на плече и тот легко подхватил ее на руки. Донесся голос:
– Вцеслав, ты что! Увидят! Поставь немедленно!
– Пусть завидуют.
Тишина. Кажется, целуются.
– Ну все, поставь!
Отец послушался, и мама быстро оглянулась.
Егор замер в тени акации. Белела в сумерках Талкина блузка.
– Люди кругом, а ты как мальчишка, – негромко укорила мама и потащила отца за руку.
Затих стук каблуков.
– Пошли, – сказала Талка.
На углу Ростоцкого она махнула в сторону частных кварталов:
– Мне прямо, а тебе ближе тут свернуть.
– Я провожу, темно.
– Ну, если хочешь. Только потом не заблудись.
Тускло светились окна за кустами в палисадниках. Между Талкой и Егором свободно мог пройти третий, но почему-то немел локоть, оттопыривался неловко.
– …зимой Родька собирался на флот. Как раз «Юнгу» показывали. По осени – в геологи. «Тайны недр» смотрел?
– Конечно. Хороший фильм.
– Ну вот. А хочешь, угадаю, куда ты поступишь?
Егор пожал плечами.
– В военное. В Ольшевское или куда-нибудь вроде того. Станешь лейтенантом, наденешь погоны. Пойдешь форсить с девушкой по набережной. Важный, в новой фуражке. А она будет расфуфыренная, вот с такими кудрями, – Талка повертела над головой растопыренной пятерней. – Потом тебя отправят в дальний гарнизон, а она с тобой не поедет!
– Это еще почему? – удивился Егор, хотя вовсе не собирался гулять с девушкой по набережной.
– Потому, – отрезала Талка.
– Ладно, а ты кем будешь?
– Я? Как мама – учительницей. Только еще не решила, иностранного или пшелесского языка. Конечно, и то, и то интересно, зато на уроках литературы можно говорить обо всем.
– Ну да! Обо всем! «Прошка Кротагаревский – образ народа в войне шестнадцатого года». Или за что я люблю поэму «Дуэль». А чего там любить? Нет бы по делу, а то из-за какой-то свистушки стрелялись.
– Что ты понимаешь!..
– Тихо!
Здоровенная собака перемахнула ограду палисадника и встала, загородив дорогу. Не рычала, но смотрела пристально, и лапы у нее были напружинены.
Егор сдвинулся так, чтобы Талка оказалась у него за спиной. Сказал негромко:
– Спокойно. Не делай резких движений.
Хрустнул под ногами шлак. Собака повернула огромную башку и предостерегающе рыкнула. Если бросится, нужно подставить локоть.
– Держись за мной, иди осторожно. Вон уже твой дом. Талка…
Но девчонка не двинулась с места – стояла, зажимая рот ладонью. Черт, перепугалась! Егор качнулся к ней и вдруг понял: смеется!
– Это же Барбос, наших соседей! Он сроду никого не укусил! Просто на морду страшный.
Талка схватила пса за кудлатые щеки, потрясла.
– У-у-у, свирепая собака!
Барбос жмурился от удовольствия.
Егор круто развернулся и зашагал от Талкиного дома. Уши горели, шею точно кипятком обдало. Вот дурак! Близняшки завтра лопнут со смеху. Герой нашелся!
– Ты что, Егор? Постой!
Талка догнала его.
– Обиделся? Извини. Просто, ну… меня никто еще не спасал. Мир? – протянула руку. – Ты не думай, я никому не расскажу.
Егор пожал теплые пальцы.
– Пока!
Талка побежала к дому. Там ее ждал Барбос, повизгивая и переминаясь с лапы на лапу. Девочка обернулась:
– Хотя мне очень хочется похвастаться!
Егор ругнулся под нос.
Стукнула калитка. Вспыхнула и почти сразу погасла над крыльцом лампа. Засветилось окно, задернутое синей шторой…
Прокатился по коридору окрик, и у двери загремели засовом.
– Гехен! – скомандовал солдат, появляясь на пороге.
На площадь сегодня уже возили. Значит – допрос.
– А я говорю, он там есть!
Фонарик, поставленный на попа, упирался лучом в потолок, и большая часть кухни тонула в полумраке. В окне неясно отражался Дан, он чистил ворованную картошку. Еще Юрка видел себя – злого и взъерошенного.
– Скажете, у меня глюки были?!
Грин смотрел на него с сочувствием.
– Тебе могло почудиться. Ты так хотел…
– Да нет же!
А если на самом деле – показалось? Еле ощутимый запах с трудом пробился среди прочих… Юрка мотнул головой. Нельзя так думать. Ну как, как их убедить? Мысли путались. Который день не высыпается, и сейчас уже за полночь.
– Есть один вариант, почему я его не нашел, – сказал Грин. – Если узел не просто слабый, а очень слабый. Например, как в Старой крепости. Пройти без четкого ориентира – ни единого шанса. А много ты их знаешь?
– Нет, – процедил Юрка. – Зато у вас полный карман.
– Но я не чую узел. Так бывает.
Грин провел ладонью вдоль печного бока. Приоткрыл поддувало. Кастрюля с супом исходила на плите паром.
– Ты когда-нибудь действовал в связке?
– Он салага, – подал голос Дан, но его проигнорировали.
– Вейны работают вместе. Один держит вход, само ощущение, понимаешь? А другой подбирает ориентиры.
Юрка встрепенулся:
– Так давайте!
– Есть две проблемы. Тот, кто подбирает, не может «записать» узел на себя, он его самостоятельно потом не увидит. А тот, кто держит, косвенно ориентиры не возьмет. Узел можно решить только напрямую, то есть – пройти. Связкой.
– Ну и? Мы… – до Юрки дошло, и он осекся.
Как возвращаться-то? Через Старую крепость нельзя, там зейденцы. Васькин маршрут отпадает – нет ориентиров перевалочного пункта наркоторговцев.
Грин подошел к посудному шкафу и вытащил тарелки.
– Дан, готово у тебя? Живот подвело.
В супе плавали морковные дольки, свекольная ботва и недоваренная молодая картошка. Юрка подул, остужая.
– Ешь быстрее, – поторопил Грин. – Подниму в пять утра, как раз успеем.
Юрка удивленно посмотрел на вейна.
