Калитку Темка примотал обрывком веревки и отпустил Дегу пастись во дворе. Смирная Митькина кобылка пристроилась рядом.
– Пошли внутрь, – сказал Темка, щурясь от полуденного солнца. Вот печет, как на даррской границе.
Ступеньки уходили в землю, и низкая притолока заставила согнуться. В доме была одна комната, большую часть ее занимали печь и длинный стол. Дальний угол когда-то отгораживала занавеска, но ткань сгнила. Дожди не щадили, щедро поливая сквозь дырявую крышу.
Темка толкнул изнутри ставенку (стекол или того, что заменяло их травнице, тоже давно не было), и в комнате стало светлее. Растопил печь – время к обеду, пора и поесть сообразить. Митька сразу сменил его, пристроился раскалывать березовые полешки и подкармливать огонь. Темка достал из-под лавки ведра, сходил за водой. Нашарил в единственном сухом углу сушеные кустики земляники, порученцы заваривали ее вместо чая. Вытер пыль со стола, с лавок. Он специально искал себе работу. Матерая крыса – побольше той, с которой поленился связываться Полкан, – скребла в душе когтями и била гибким хвостом. Эмитрий Дин – мятежник, и Темка сам везет его в плен. Матерь-заступница, смягчи королевское решение! Темка плохо верил в молитву, которую твердил про себя. Он видел, как казнят предателей. Но ведь это Митька! Может быть, Эдвин вспомнит протянутый на ладонях родовой меч? Или первым всплывет то, что Эмитрий отказался отречься от рода? Помогут те сведения, которые Митька передал через ладдарского летописца, или они не перевесят год на стороне князя Кроха? Увидит король перед собой друга принцессы или мятежника с белыми аксельбантами? Вопросы кружились над Темкиной головой, как вороны над полем битвы.
Закипела вода, пошел по комнате земляничный дух. Тяжелые щербатые кружки наполнились отваром. Сели – получилось, друг против друга. Темка долго смотрел, как всплывают легкие чешуйки листиков, как лопаются пузырьки на поверхности кипятка. Молчание стало невыносимым – и княжич поднял голову. До этого Темка то метался по лагерю, то скакали через лес – и только сейчас он внимательно посмотрел на побратима. А Митька изменился. Все так же пышно лежат светлые волосы, и веснушки все те же – но другой. Жестче. Старше. Больше не похож на домашнего мальчика. И вот этого ледяного спокойствия не было год назад в серых глазах. Темка даже обхватил кружку руками, согревая ладони.
– Я не сбегал из Турлина, – Митька словно дожидался, когда друг закончит его разглядывать. – Глупо звучит, но отец устроил мое похищение. А я не знал.
Крыса у Темки в душе скукожилась и перестала точить когти. Вырвался вздох облегчения. Митька потемнел лицом:
– А ты думал, я обманывал? Сначала был готов принести клятву, а потом…
Темка растерялся. Он верил Митьке, но если все вокруг твердят, что княжич Дин – предатель, если сам видел его с белыми аксельбантами, то трудно не поддаться даже на мгновение и не усомниться. Княжич наклонился к кружке, отчаянно глотнул кипятка – язык ошпарило, обожгло горло.
– Что же, правильно, – все с теми же с интонациями Александера после ампутации сказал Митька. – Я сражался на стороне мятежников. – Он тронул белые аксельбанты пальцами, с которых еще не до конца отмылись чернила коннетабля.
В руках у Темки вдруг родилась тягучая боль, эхом откликнулся конский топот и качнулся потолок, точно крыша фургона. Послышался собственный голос: «Нет, ты мне не друг. Ты мне побратим».
– Возьми. Шпагу и пистолет вернуть не могу, прости. А нож с Оленем – забери.
Лай Полкана заглушил последние слова. Темка одним прыжком очутился у окна. За оградой мелькали всадники в зеленых мундирах с белыми нашивками. Влипли! Олень-покровитель!
Рядом возник Митька. Темка мельком глянул на его лицо с плотно сжатыми губами. Подумалось: хорошо, что Митькин пистолет остался в седельной сумке Поля. Не придется княжичу Дину… Выстрел оборвал мысль, взвизгнул во дворе Полкан. Хоть бы лошадей не перестреляли!
Еще один выстрел расщепил подоконник, Темка отшатнулся, распластался по стене. Присел Митька. Зараза, войдут и перестреляют, как курят! Хотя Дина-младшего вряд ли тронут. Темка бросился на пол под окно, осторожно приподнялся. Двое уже ломились во двор: один в калитку, другой в дыру в заборе. Даже не осторожничают. Ну, идите. Темка прицелился. Есть! В ответ снова выстрелили, теперь треснул наличник. Ах ты, шакальи забавы! Они же специально стреляют мимо! Боятся попасть в княжича Дина. Темка торопливо сбросил мундир, оставшись в рубахе: парой секунд, а все времени больше будет. Хрустнула в руках бумага. Ой, дурак! Письмо коннетабля! Ну уж это вы не получите: рванул печную заслонку, бросил в черно-алую глотку пакет. Уголки приподнялись, занялись огнем. Темка снова припал к окну. Дега, да уйди ты в сторону!
Спасибо капитану Александеру. Вымуштровал Темку, теперь он и мгновения лишнего не истратит на перезарядку пистолета. Еще один готов! В сторону, к другому оконцу. Ах ты, дерьмо шакалье, только ранил. Пригнуться, быстрый взгляд в сторону. Митька стоит в простенке, повернул голову и смотрит во двор. С начала боя друг не разжал губ, не сказал ни слова. Не отвлекаться! Это – потом.
Еще один есть! Что, думали так легко возьмете королевского порученца? Вот вам! Выстрел в ответ, отшатнуться. Тонкое ржание, какой-то жеребячий вскрик. Дега!!! Темка рванулся к окну, и если бы не Митька – подставился бы пуле. Успел, перехватил и притиснул к стене. Тоненькое ржание рвало душу. Темка крутанулся, выдираясь из рук, но Митька только сильнее вжимал в бревна. Снова тот самый жеребячий вскрик – как ножом полоснул. И тишина… комната расплылась перед глазами, Темка торопливо сморгнул слезу. Не время.
– Отпусти.
Митька разжал руки. Темка выглянул в окно. Гады, они же специально так выманивали, отвлекали! Теперь лезут во двор, как тараканы в кормушку. Вот вам! Получайте! Еще! За Дегу, сволочи! Какой-то сумасшедший появился в калитке, прет к дому, пистолет в опущенной руке держит. В горячке боя Темка легко поймал на мушку знакомое лицо… Знакомое? Палец на курке ослаб. Это шел князь Дин.
Оглушающая тишина залила двор. Медленно, точно под водой, Темка повернулся к другу. Белое, окаменевшее лицо. И неожиданно темные веснушки – как въевшиеся в кожу крупинки пороха. Пистолет стал непомерно тяжелым, потянул руку вниз.
Митька повернулся, глянул на Темку. Полметра между ними, глаза в глаза. Оглушающий молчаливый крик: «Не надо!!! Не стреляй!!!»
Плен для королевского порученца – долгая пытка. Умелые палачи не дадут умереть быстро.
Князь Дин – мятежник. Враг. Правая рука князя Кроха.
Но эти веснушки, темные, как порох! Митька молчит; глаза – как тогда, когда Герман достал раскаленный нож. Бьется неслышный крик: не надо!!!
Темка снова поднял руку. Пляшет на мушке пуговица на зеленом мундире. Тверже руку! Чуть выше, туда, где вышит герб. Точно такой же, как на Митькином ноже. Рука не дрожит, палец плавно лег на курок. Как медленно идет князь, словно двор наполнен густой вязкой массой. Митькиного дыхания не слышно. Не поворачиваться.
