Княжич легонько коснулся разгоряченным лбом решетки. Так явственно он услышал легкую музыку вальса, увидел зеркальный каменный пол Большого тронного зала и легко скользящую принцессу, что забыл, где находится и что его ждет. Он стиснул прутья решетки: хоть бы крохотный шанс дал ему Создатель! Дернул, точно мог выломать, и тут же подался вперед: внизу, на балкончике дворцовых покоев, стояли князь и Митька. Друг был в мундире с белыми галунами и аксельбантами, и никто не торопился срывать их и трясти кулаками над головой беглеца. Хороший знак. Но почему-то горечь снова наполнила рот, как в домике травницы.
* * *
Балюстрада нагрелась под солнцем. Серая ящерка, пригревшаяся на перилах, равнодушно смотрела во двор глазами-бусинками. В ее плоской головенке наверняка не было мысли сложнее, чем сонное желание оставаться неподвижной. Митька осторожно тронул ящерку за хвост, и она метнулась к резному столбу, нырнула вниз. Княжич положил ладонь на освободившееся место, точно ящерка могла оставить там покой, как кот оставляет после сна нагретой лежанку. Шершавый камень казался привычным, как дома. Вот только от мундира отца давно не пахло мамиными духами.
– Это нетрудно. Куда, как не к королю, ты бы рванул? Про этот домик мы знаем, присматривали для засады. Я и не думал, что Торн сглупит настолько, что не возьмет солдат.
«Он не сглупил», – хотел возразить княжич. Но сейчас это было неважно, мысль бултыхнулась в голове, как снулая рыба, и исчезла в тине. Зачем отцу нужен этот разговор? Не все ли уже равно?
– Митя, я же верил тебе. Почему ты не сказал?
Княжич вспомнил, как отец отмахивался: «Некогда! Потом, хорошо?» Обещанное «потом» так и не наступило. А сейчас – поздно.
– А что бы изменилось? – Митька сощурился, глядя на чуть завалившееся к горизонту солнце.
Ответ князя прозвучал глухо.
– Я бы отправил тебя с князем Нашем. Только взял бы слово…
– Слово? – Мысли – снулые рыбы – метнулись от воспоминаний. – Слово?! – Митька стремительно развернулся, махнул рукой, больно ударившись костяшками о камень. – Ты же мне верил! И когда в Южный Зуб я ехал – тоже верил, да?
– Митя, – отец попытался взять его за плечо, но княжич увернулся.
– Не верил ты. А то зачем бы связал словом? Объяснил бы, и все.
– Тебе было всего четырнадцать, – отцовская рука на мгновение повисла в воздухе, потом тяжело легла на перила.
– А в четырнадцать разве не понимают, что такое честь?
Что-то дрогнуло в лице отца, потемнели глаза.
– Некоторые не принимают этого и в шестнадцать. Когда становятся дезертирами. Когда готовы предать тех, с кем рядом сражались. Когда спокойно смотрят на то, как убивают отца. А я верил, что ты не дашь выстрелить. Верил, Митя. Потому и шел под пули Торна.
Митька лизнул ободранные костяшки. Поморщился. Тонкий след на запястье от ножа Германа уже не виден, а тягучий привкус крови помнится до сих пор. Лучше бы тогда капитан действительно махнул клинком по Митькиному горлу.
– А когда побратим отдает под пытки побратима? – выдохнул устало. Отец-то прав. – Я уже видел один раз, чем для Темки плен обернулся. И снова – род Динов. Снова из-за меня.
Хотел еще добавить: он тоже не верил, не верил, что Темка выстрелит. Но запал угас под пеплом вины. Митька привалился плечом к столбу. Князь не терпел, когда служивые искали подпорки, считал, что всегда нужно стоять прямо. Но сейчас смолчал. Тень от неторопливо идущего по стене караульного накрыла князя, протянулась между отцом и сыном, потом скользнула по Митьке и исчезла.
– Мой сын – предатель, – князь следил за уходящим солдатом. – Чернее дня у меня не было. Это же ты передал через князя Наша о встрече в Ивовой балке.
Значит, все получилось. У мятежников больше нет главаря. И в такой день отец нашел время, чтобы поймать сына. Митька с непонятным любопытством заглянул ему в лицо. Но князь смотрел поверх головы, туда, откуда возвращался караульный. Кольнуло: если сегодня ночью убили Кроха, то почему в Торнхэле все так спокойно?
– Король тоже считает тебя предателем.
Тревога ударила в барабаны, заставила выпрямиться. Вот сейчас князь в упор посмотрел на сына.
– В Ивовой балке ждала засада. Я слышал об отряде барона Улека. Это удача – уничтожить его. Предатели есть и на той стороне, вот только король скорее поверит, что мятежники разыграли удачную карту, чем в трусость льва.
Колючий комок царапнул горло, Митька с трудом его проглотил. Не получилось. Предал – и зря. Только людей погубил. Князя Наша подставил – вызвал недоверие короля.
– Иди, – сухо велел князь.
Митька оглянулся на приоткрытую дверь: конвоира не видно. Когда вернулись в Торнхэл, княжича заперли, и только недавно сержант провел под охраной к отцу.
– Ты меня не арестуешь?
– А разве – надо?
Княжич задумчиво колупнул каменный столбик.
– Все-таки ты неправ.
– Разве? Ты больше не сможешь сбежать.
Митька поднял глаза на отца:
– Ты же понимаешь, что я не про арест. Я – вообще.
– Иди, – все также сухо последовал приказ.
Митька все медлил, ему казалось – они не договорили. Караульный приближался, длинная тень тянулась за ним шлейфом.
– Если бы княжич Артемий все-таки выстрелил, мне было бы уже все равно. Мой сын… Еще подумал – не успею всю горечь испить, в упор убьет сразу. А вот – успел. Уйди, Митя!
Такая боль прорвалась в голосе, что Митька отшатнулся. Нашарил ручку двери и спиной назад шагнул с галереи. Постоял, задыхаясь от вины. Потом прислушался к тому, что делает отец. И только когда затихли в отдалении шаги и еле слышно прозвучал голос князя Дина, а затем ответ капитана Жана – Митька тронулся с места.
Княжича не остановили, когда он пересек двор. Только проводили взглядом, недоумевая: что же произошло на самом-то деле? Митька беспрепятственно поднялся почти до самого верха, но на последней лестничной площадке его остановили:
– Князь Дин велел никого не пускать.
– Даже меня? – холодно спросил Эмитрий.
– Тем более вас, княжич.
Отец ничего не забывает.
Митька развернулся, неторопливо пошагал вниз. Как говорил тур Весь: «История повторяется». Создатель, но если тебе так это нужно, дай Митьке Темкину судьбу! За что ему еще раз – пытки? Ни о чем другом не попрошу, только поменяй сейчас местами, Создатель!
Княжич толкнул дверь в Темкину комнату. Все тут осталось как прежде, только кресло со вспоротой обивкой опрокинули на бок. Прошел к окну. Полускрытый портьерой, он был не виден со двора. И вряд ли кто додумается искать княжича здесь. Если бы Митька мог – забился бы поглубже в какую нору. Но получилось только прислониться лбом к стеклу, бездумно смотреть во двор, на караульных у ворот, на объезжающего коня солдата. А жеребец-то хорош, но чужой, наверняка из конюшни Торнов.
