— Беличьи мозги, голубиные лапки, скунсовы жилы, и все подается в полезной похлебке из прокисшего молока! — крикнул Ангус.
Койот Дмитрий не удержался и вмешался:
— Не так уж и плохо, я на котлопункте хуже жрал, поверьте!
Кертис покосился на остатки в миске.
— Пожалуй, перебьюсь, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Не очень-то я и голодный.
Он сел обратно к стенке и стал смотреть вниз, на пол пещеры, слушая жадное хлебание в соседних клетках. “Боже, избавь меня от того, — подумал он, — чтобы просидеть тут так долго, чтобы привыкнуть к этой дряни”.
К большому удивлению Кертиса, в его клетке вдруг раздался голос:
— Ты собираешься доедать?
Кертис подскочил, оглядывая клетку в поисках говорящего. В дальнем углу на задних лапках стояла большая жилистая крыса. Она облизывала морду и в предвкушении потирала длинные ладони.
— Ну так как?
— Ты кто? — потребовал ответ Кертис. — И что ты делаешь в моей клетке?
Шеймус крикнул сверху между глотками:
— Это Септимус. Септимус, познакомься, это Кертис, наш новый друг.
Кормак добавил:
— Он бездельник. Даже не заключенный. Болтается здесь по собственной воле.
Септимус театрально поклонился.
— Как поживаете? — сказал он.
— Хорошо, спасибо, — ответил Кертис. — И нет, я не собираюсь доедать.
Крыса шагнула вперед и протянула лапу:
— Ничего, если я доем?
Кертис на секунду задумался, смущенный мыслью о том, чтобы добровольно делить еду — не с кем-нибудь, а с крысой, — но в итоге сдался.
— Пожалуйста.
Септимус осклабился и пригладил лохматую шерсть на голове.
— Ничего, — сказал он и нырнул в миску с варевом, ненасытно и шумно лакая.
Закончив, Септимус негромко рыгнул и лениво откинулся назад, прислонившись спиной к решетке клетки Кертиса. Он заложил лапы за голову и закрыл глаза.
— А-а-ах, — протянул крыс. — Что может быть лучше отдыха после сытного обеда? — Через мгновение он приоткрыл один глаз и взглянул на Кертиса. — Так за что вы здесь?
Кертис снова сел. Пришлось признаться себе, что иметь компанию в клетке приятно.
— Я вроде как перебежчик, — сказал он. — Дезертир в каком-то смысле. Я узнал, что губернаторша собирается делать, и не мог этого допустить. Так что она бросила меня сюда.
— О-о-о, — сказал Септимус. — Это плохо. — Он помолчал, а потом спросил: — А что она собирается делать?
— Она собирается принести маленького братика моей подруги в жертву плющу, чтобы управлять им и захватить всю страну.
В соседних клетках зашумели.
— Что?! — прошептал один из разбойников.
— О, — сказал Септимус. — Это и вправду плохо. Плющ, а? Злостная штука.
Снова пауза.
— Это обычный плющ? Или тот, другой? Я не помню, по-моему, один из них агрессивнее…
Его перебил Кормак, который слушал разговор:
— Септимус, если плющу надо скормить человеческого ребенка, чтобы он стал всемогущим, нетрудно понять, что он агрессивный.
Септимус серьезно кивнул.
— Упрямое он растение, этот плющ.
— И не забывайте про упрямую ВЕДЬМУ, которая планирует выкормить этот плющ человеческой кровью и заставить его подчиняться! — выкрикнул Шеймус, с металлическим лязгом отбрасывая свою миску. — Эта злодейка дождется, помяните мое слово!
Койот Дмитрий заметил снизу:
— И что ты собираешься сделать, сидя в своей птичьей клетке?
Шеймус вскочил и потряс прутья решетки, крича:
— Не думай, что ты сам спасешься, псина! Не думай, что твой выводок уцелеет, когда плющ поползет через лес. Вдова тебя использует! И вышвырнет всех вас к чертям, как только получит то, что хочет!
Дмитрий что-то проворчал в ответ и повернулся к Шеймусу спиной, лениво выскребая остатки из миски.
Но тот уже разошелся и снова принялся трясти решетку клетки.
— Свободу Дикому лесу! — крикнул он, потом еще раз, громче: — СВОБОДУ ДИКОМУ ЛЕСУ!
Другие разбойники присоединились, стуча мисками по деревянным решеткам. Пещера ожила от беспорядочного грохота, металлический звон разнесся по залу. Внезапно в дверях внизу появился надзиратель с парой вооруженных стражников.
— А ну-ка тихо, подонки! — заорал он. — Или мы будем на вас тренироваться в стрельбе!
Один из сопровождающих его стражников, видимо, чтобы добавить угрозе убедительности, вскинул ружье и принялся целиться в каждую клетку подряд.
Крыс Септимус очнулся от своей расслабленности, вскочил и рванул вверх по стенке клетки. Добравшись до веревки, он глянул вниз на Кертиса и прошептал:
— Мне пора уходить. Увидимся в другой раз!
И смотался вверх.
Один из разбойников из укрытия своей клетки наградил надзирателя сдавленным проклятием.
— Ну все! — проорал тучный надзиратель. — Завтра без завтрака!
Разбойники громко заныли, насмешливо изображая недовольство.
— И без обеда!
Наконец узники замолкли, и единственным звуком остался скрип клеток на веревках.
— Вот так-то, отбой!
Два стражника разделились и принялись тушить факелы, установленные вдоль стен пещеры. Вскоре помещение погрузилось во тьму.
— Спокойной ночи, подонки! — крикнул надзиратель и снова удалился.
Когда он вышел, Кормак прижал лицо к решетке и сказал остальным узникам:
— Помяните мои слова, парни, — сказал он хриплым шепотом. — Пока Брендан, наш король и товарищ, ходит по этой земле, Дикий лес будет свободным. Клянусь.
Узники одобрили его слова тихими возгласами.
— Он придет за нами, ребята, — приглушенно добавил Кормак. — Он придет за нами, огнем и мечом вытащит нас отсюда. Помяните мои слова. И никакие псы в мундирах и королевы-вдовы его не остановят.
Глава шестнадцатая
Полет. Встреча на мосту
Прю летела.
Ощущение было невероятное.
Прю летела. Ощущение было невероятное.
Она летала раньше на самолетах, но это было совсем не то ощущение, опосредованный опыт, который создавал одну только иллюзию полета — в комплекте с постоянным нытьем пассажиров про воздушные ямы и с окнами размером с телевизор, в которых показывали пушистые облака и города в миниатюре. С нынешним чувством парения не стоило даже сравнивать: купол неба над головой, зеленый простор леса внизу. Руки надежно обхватили пушистую шею генерала, а ноги нашли опору там, где хвостовые перья расходились веером. Она чувствовала, как мышцы могучей спины напрягаются и сокращаются при каждом взмахе крыльев, прохладный, влажный утренний воздух омывал лицо, сдувая назад волосы и наполняя глаза слезами. Свет зари уже разливался, венчая верхушки елей золотистым свечением. Горизонт полыхал светло и ярко, отражаясь от далеких облаков, возможно, возвещавших о приближении бури.
