Ступая еле слышно, мистер Линден подошел к Агнесс. Она ощупывала шелка и прикладывала к запястью лоскутки разных цветов, чтобы посмотреть, на каком фоне ее вены буду казаться еще более голубыми.
— Агнесс!
— Да, дядюшка?
Мистер Линден почувствовал себя аббатом, который предлагает юной послушнице разные фасоны власяниц — вот эта, отороченная чертополохом, весьма хороша, но и та, инкрустированная ржавыми гвоздями, тоже премило на вас сидит.
— Я выбрал для тебе шляпу. Вон ту, — и он указал на нечто среднее между ведром для угля и цыганской кибиткой. Капор был тусклого черного цвета и завязывался под горлом на ленты с острыми, как бритвы, краями. Чудище притаилось в углу витрины, и остальные шляпки его сторонились.
Агнесс тихонько вскрикнула.
— А давайте возьмем простую соломенную с кремовой лентой!
— Нет, этого никак нельзя. Вспомни, что писал апостол Павел: чтобы также и жены украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою.
— А чем же тогда?
— Добрыми делами.
— А разве нельзя заниматься добрыми делами, но при этом носить красивые вещи? — заспорила Агнесс, но вяло, с каждым словом теряя надежду. — Хотя бы по воскресеньям? Между прочим, шляпка не такая уж многоценная.
— Видишь ли, племянница пастора должна служить примером прочим прихожанкам. Она должна быть столпом нравственности. Не могу же я допустить, чтобы столп нравственности разгуливал в шелках и кружеве!
— А леди Мелфорд…
— Миледи может надевать все, что ей заблагорассудится… Кстати, не забудь выучить один стих из Иезикииля.
На обратном пути Агнесс краснела при виде прохожих и прятала за спину омерзительный дар, хотя такие меры предосторожности были излишними. Завернутый в плотную бумагу, капор напоминал своими очертаниями не предмет дамского туалета, а котел. Никто бы не догадался.
В церковь Агнесс его не надела, сказав, что из-за широких полей не сможет как следует рассмотреть витражи. А ведь она просто обожает витражи! Они такие… такие… религиозные.
Взойдя на кафедру, мистер Линден пронаблюдал, как племянница устраивается на скамье у окна с надписью «Слава Богу в небесных высях, и слава овцам, за все заплатившим». Встав на колени, она неловко поерзала, опасаясь, что сползет подвязка чулок, и раскрыла свой молитвенник. Такого потрепанного пастор еще никогда не видел. Она им что, от бродячих собак отбивалась? Надо поставить ей на вид, чтобы лучше следила за личными вещами.
Как и следовало ожидать, Джон Хант в церковь не явился. Такие господа действуют иначе. Они ведь даже в спину не стреляют, просто изо дня в день подталкивают к тебе пистолет, пока сам не приставишь дуло к виску. Сначала полетят анонимки, за ним пара статей в радикальной прессе — пространные рассуждения о распущенности среди аристократов и клира. Без имен, конечно, но люди сами додумают. Со временем история обрастет подробностями — жил некогда один престарелый лорд, и была у него красавица-жена, которая подолгу уходила из дома и бродила меж холмов… А когда фамилии все же будут упомянуты — журналисты из радикалов горазды зубоскалить над благородным сословием — пастору придется подать в суд за клевету. Ответчик, конечно, откажется признавать вину. Начнется разбирательство, набегут свидетели, которые забрызгают грязью память об отце… и о матери… где бы она сейчас ни находилась…
От звуков органа мистер Линден вздрогнул и лишь тогда заметил, что паства уже в сборе и выжидательно смотрела на него. Пора начинать.
Службу он вел основательно, не пропуская ни строчки, выполняя все обряды, в том числе благодарственный молебен за «восстановление на престоле милосердного государя Карла Второго, несмотря на мощь и злобу его врагов» — на это воскресенье выпал «день дубов», когда во всей Англии праздновали восстановление монархии.
Работа, просто работа. Никто в земной юдоли не избежит труда. Но у его тщательности была и другая причина — мистер Линден тянул время до самого ненавистного места в англиканской службе.
До проповеди.
Проповеди ему не давались.
Откашлявшись, мистер Линден начал:
— Ранее мы ознакомились с десятым стихом из книги Иисуса Навина, где, среди всего прочего, упоминаются пятеро царей, что бежали от израильтян по скату горы Вефоронской, и Господь бросал на них с небес большие камни. Усомниться в том, что Господь бросал камни в язычников, не представляется возможным, ибо могущество его безгранично. Таким образом, это доказанный факт. Вместе с тем, открытым остается вопрос о размере, физических свойствах и прочих характеристиках оных камней…
Подняв голову от бумаг, Линден увидел, что на лице Агнесс отразилось недоумение. В своем белом стихаре он казался ей зловещим альбатросом, что нагоняет бурю взмахами просторных рукавов. Она ожидала от него обличений, таких пламенных, что в церкви запахнет серой, и выглядела отчасти разочарованной.
Привыкай, девочка. Не все будет так, как хочется тебе.
— …Согласно распространенному толкованию, град, сиречь явление естественного порядка, был вызван сверхъестественной силой и чудесным образом разгромил воинство нечестивцев…
Но что же другие прихожане?
Если бы они резались в карты на задних скамьях, никто не посмел бы их упрекнуть. Но паства сидела, не шелохнувшись. Дворяне привыкли, что церковь — это то место, куда мы ходим по воскресеньям, а если хотим удивить соседей, то и два раза. Англиканская вера — основа государственности. Не будучи англиканцем, нельзя поступить в Оксфорд и заседать в парламенте. Разве кто-то ждет от воскресной службы просветления? Пусть методисты содрогаются от религиозного экстаза! Людям респектабельным по нраву другие проповеди — чинные и комфортные, которые не поколеблют основ общества. Камни так камни. Лишь бы нашу лужайку не подпортили, а так вреда от них не будет.
— …Не менее вероятно, что богомерзкие идолопоклонники пострадали от так называемых «воздушных камней», именуемых аэролитами, кои были замечены в различных концах земли, в том числе и в Йоркшире в 1795 году…
А народ попроще? Неужто не храпит? Но нет, крестьяне боялись его до одури. Трепетали перед ним. Мужчины и особенно молодые матери. Иное дело — батрачки с ферм. За его спиной то и дело раздавались смешки, а иные девицы флиртовали даже во время причастия. Смиренно склоняли голову, глотая вино, но вдруг поднимали на священника глаза и улыбались обагренными губами. «Мы все знаем» — читалось в их взглядах, распутных и молящих. — «Мы слышали о таких, как ты. Пожалуйста, хоть разочек. Здесь так ужасно скучно!»
— …Таким образом, разумно было бы предположить, что в библейском стихе подразумевается не какой-то определенный тип камней, а смесь градин и аэролитов. Аминь.
Все прошло как обычно — проповедь, причастие, гимны, коленопреклонения. Только мисс Билберри впилась ногтями в ладонь, когда пастор упомянул о ее грядущей свадьбе с Оливером Холлоустэпом и спросил, знает ли кто-нибудь о препятствиях для брака. Препятствий не нашлось. Если бы кто-нибудь хоть рот раскрыл, мясник Холлоустэп, похожий на молодого бычка в брюках и сюртуке, запустил бы в говоруна скамьей. По субботам Холлоустэп ездил в Лидс на состязания по боксу, а воскресным утром появлялся в церкви с куском говядины, который прикладывал к сочным синякам. Говорят, он может оглушить корову ударом в лоб.
