Еще два воскресенья, и Холлоустэп откинет фату с круглого личика мисс Билберри. Быть может, хотя бы по такому торжественному поводу он наконец примет ванну.
После службы мистер Линден постоял на крыльце, раздавая напутствия прихожанам, и пешком направился домой, досадуя, что племянница не стала его дожидаться. Тем же вечером он подкараулил ее в гостиной, когда она обклеивала ракушками плоскую коробочку. Рядом стояли плошки с разноцветным песком. Занятие это было настолько кропотливо-бесполезным, что даже восхитило пастора. Такой же восторг на грани ярости можно испытать, вспомнив, сколько ресурсов египтяне тратили на усыпальницы для фараонов. И какую прибыль можно было получить, распорядись они этими ресурсами иначе.
— Как тебе сегодняшняя проповедь? — навис над ней дядюшка.
— Очень п-познавательная.
— Я старался. Но вот какая штука — за мной водится скверная привычка писать на нескольких листах, а почерк, увы, оставляет желать лучшего. Посему каждую субботу ты будешь переписывать мою проповедь набело. Смотри, не перепутай даты и имена. Они важны.
— Можно я буду у вас уточнять? — встревожилась племянница.
— Еще не хватало, чтобы ты дергала меня по малейшему поводу. Будешь сверяться с трудами по истории церкви. И обращай внимание на знаки. Подчеркивание означает, что слово нужно выделить интонацией. Буква П в скобках — тут внушительная пауза. Ты все поняла, дитя мое?
— Поняла, дядюшка, — буркнула переписчица поневоле.
Она мазнула кисточкой по боку коробки и присыпала полоску клея синим песком. Наверное, с таким же удовольствием она сыпала бы песок ему на гроб, подумал пастор.
Он подождал, когда же на него снизойдет то удовлетворение, которое, верно, чувствуют все опекуны, наставляющие своих воспитанниц на путь истинный. Помогая ей влиться в общество, он вольется в него сам и обретет благочестивый покой. Хотя какой ему теперь покой? Но это все равно не повод сворачивать воспитательные планы.
То чувство не вернулось. Почему-то пришло другое — нетерпеливое ожидание. Как будто он бросил ей мяч, а она покрутила его в руках, осторожно положила на траву и убежала по своим делам. Глупо ждать того, что она никогда не скажет. Та другая нашла бы, что сказать, но та другая жила в памяти. Вопреки законам природы, они оба отбросили крылья, превратившись из невесомых мотыльков в гусениц, что уныло ползут по земле. Ползут по разным дорогам. И виноват во всем этом он.
Лучше бы ему не рождаться.
Подавив вздох, пастор Линден покинул гостиную.
Нужно привести в порядок бумаги, прежде чем Хант его уничтожит.
2.
За завтраком дядюшка был задумчив и не докучал Агнесс библейским цитатами, так что она даже обеспокоилась — не заболел ли. Наверное, думает о посевных работах на церковной земле. Или десятину кто-то ему не доплатил, вот и расстроился. В который раз она попыталась представить, как обернулась бы жизнь в пасторате, если бы его владыка не был мрачным, как грозовое небо, и не испепелял бы все живое вспышками сарказма. Наверное, мог бы жениться. Обзавестись детьми. Ездить к соседям в экипаже, который томился в каретном сарае, а на Рождество открывать двери певцам и пить с ними горячий пунш-вассейл.
Но ничего этого не произойдет. Он затворился в своей часовне и замуровал за собой дверь, чтобы туда, где он пребывает, не проник случайный луч света…
Интересно, он когда-нибудь влюблялся?
От одной этой мысли Агнесс вспыхнула, но мистер Линден не заметил ее смущение. Опустив голову, он глядел в свою чашку. Так пристально, что, не будь он духовной особой, напрашивался бы вывод, будто он высматривает в очертаниях листьев предсказание своей судьбы.
Его рассеянность сыграла Агнесс на руку. Пока он не придумал еще какое-нибудь скучное задание, она нагрузила корзину хлебом и сыром, не забыв про шкатулку, над которой трудилась весь вечер, и упорхнула из дома. По дороге она решила, что неплохо бы захватить еще и мыло, уж больно грязной выглядела куртка Ронана. Домой возвращаться не хотелось — чего доброго, дядюшка напялит на нее премерзкий черный капор. К счастью, племяннице ректора отпускают мыло в долг.
Выходя из аптеки, она едва не споткнулась о мальчишек, которые играли в роялистов и пуритан. День Дубов — праздник в честь восстановления монархии — уже миновал, но ребятня еще распевала песенки про короля Карла и стегала друг друга крапивой. Девушка показала им лист дуба, а то как бы и ей не досталось.
Теперь — в лес.
Она торопливо пересекла площадь, стараясь не смотреть туда, где стоял позорный столб, и в спешке чуть не проскочила мимо мистера Ханта, выходившего из таверны.
Вот был бы ужас! Ведь если дама не поздоровается первой, джентльмен не смеет привлечь ее внимание, зато имеет полное право обидеться. Это означало бы, что дама сознательно его игнорирует. Не худшего оскорбления!
— Доброеутромистерхант, — выпалила она, приседая на ходу, но мужчина преградил ей дорогу.
— Куда-то торопитесь, мисс Тревельян? — новый знакомый приподнял шляпу. — Проводить вас?
— Нет, спасибо, я сама как-нибудь.
— Юная леди не должна ходить одна, — посетовал мистер Хант. — Пройдемся?
С почтительным поклоном он подставил ей руку, согнутую в локте, и Агнесс осторожно положила на нее ладонь. Ей еще не доводилось прогуливаться под руку с джентльменом. Даже немного обидно, что первый опыт будет с мистером Хантом.
А не с Ронаном, например.
— Так куда же вы спешите, любезная мисс Тревельян? — переспросил мистер Хант, шагая так медленно, что Агнесс едва под него подстроилась. Но, что обиднее всего, он повел ее обратно к площади.
— Несу еду для бедняков.
— Опять странные фантазии вашего дядюшки. Но позвольте, а это что такое? — он указал на оклеенную ракушками шкатулочку, которая высовывалась из-под булки. — Сия вещица тоже предназначена какой-то батрачке?
— Нет, это для… леди Лавинии Мелфорд, — назвала она первое пришедшее в голову имя. — Моей подруги…
— Подруги?
— То есть, благодетельницы.
— Занятно. Мне следует засвидетельствовать свое почтение ее милости, раз уж она вам покровительствует. Одобряю ее выбор протеже.
Мистер Хант улыбнулся, и Агнесс едва подавила дрожь при виде его зубов — желтых, кривоватых. Грех судить людей по внешности, но до чего же он был несимпатичным! Особенно ей не нравились толстые складки кожи, нависавшие над чересчур тугим воротничком. И глаза. Холодные, тускло-серые, как свинец. Наверное, он плачет отравленными слезами. Хотя вряд ли вообще плачет. Он же мужчина.
Устыдившись, Агнесс напомнила себе про траур и попыталась посочувствовать мистеру Ханту, но он огорошил ее таким вопросом, что вся сентиментальность выветрилась из головы.
— Мисс Тревельян, — внушительно произнес джентльмен, — я не знаю, как начать, но вопрос мой не терпит отлагательств. Ваш дядя вел себя с вами неподобающе?
