Новый управляющий прибыл в усадьбу в первых числах марта, когда природа еще не решила, замереть ли ей в ожидании новых заморозков или поверить шепоту первого теплого ветерка. На лугах, с которых едва сошел снег, появлялись нарциссы и неуверенно распускали желтые лепестки, готовясь стиснуть их поплотнее при любом намеке на иней. Ягнята переступали дрожащими, растопыренными ножками и пятились обратно в хлев. Птичьи песни обрывались на середине ноты. С Линден-эбби еще не сошло зимнее оцепенение, парк выглядел уныло, пруд казался огромной лужей, до краев полной слякоти, туман цеплялся за голые ветви деревьев. Однако семейство в составе мистера, миссис и мисс Брайт завороженно глядело по сторонам, пока карета, любезно присланная графом, катилась по центральной аллее. После Брэдфорда, где не стихал лязг станков, усадьба поражала величавым покоем. Из своей спальни, выходившей окнами на задний двор, Джеймс мог видеть, как лакеи подхватывают багаж Брайтов и заносят во флигель. Под ногами у взрослых вертелась белокурая девочка, не утратившая бойкости даже после затяжного путешествия. На вид она казалась почти ровесницей Джеймса, разве что чуть младше, лет десяти-одиннадцати. Матушка попыталась подтолкнуть ее в направлении флигеля, но девочка рассмеялась и исчезла в саду. Тем же вечером Джеймс увидел ее вновь, теперь уже через анфиладу: мистер Брайт представил своих женщин лорду Линдену и его наследнику, но младшего сына на торжественную церемонию не позвали. Он прохаживался в соседней гостиной, уткнувшись в книгу, и время от времени наталкивался на вазы, притворяясь полностью погруженным в чтение. Отсюда он мельком увидел кромку ее кисейного платья и ее локоны, запрыгавшие, когда она рассмеялась, ничуть не смущаясь графа.
Лицом к лицу он столкнулся с ней на следующее утро.
По своему обыкновению Джеймс забрался в кресло, скрестив ноги по-турецки, и погрузился в «Remigii Daemonolatreia» инквизитора Николя Реми, делая выписки по ходу чтения. Свой почерк Джеймсу никогда не нравился, поэтому писать он старался без помощи рук — перо самостоятельно окуналось в чернила и скользило по бумаге, рядом суетилось пресс-папье и заботливо промокало ровные строчки. Оглядываясь назад, Джеймс понимал, что бездумно транжирил волшебство, словно юный богач, швыряющий своим псам не кости, а отбивные. Но молодости свойственна расточительность.
За спиной Джеймса послышались крадущиеся шажки, и мальчик насторожился. Прислуга не показывалась в библиотеке, если там обретался молодой господин, лорд Линден не расхаживал по своим владениям на цыпочках, а Уильям топал, как гренадерский полк. Перо застыло в полете, и с него впервые сорвалась клякса. Это могла быть только она! Но разве дочь управляющего посмеет пробраться в хозяйскую библиотеку?
Высокая спинка кресла скрывала Джеймса от посторонних глаз, и он прислушался, гадая, какую книгу выберет девочка. Интересно узнать ее предпочтение. Как жаль, что он не сможет подарить ей эту книгу, потому что в Линден-эбби ему ничего не принадлежит, зато во время поездки в Йорк он подберет что-нибудь ей по вкусу. Слышно было, как девочка прохаживается вдоль книжных шкафов и тихо бормочет, разбирая буквы на темных корешках. Потом она затихла надолго, и Джеймс в конце концов решил, что она уже выскользнула из библиотеки. Экая досада! Он выглянул из-за спинки и спрятался обратно. Девочка никуда не уходила. Приоткрыв алый ротик, она стояла перед шкафом, но смотрела не на книги, а на старинный мушкет, занимавший одну из верхних полок. В библиотеке было полным-полно диковинок, как заморских, так и выкопанных на графских землях — турецкие ятаганы покоились рядом с римскими шлемами, проржавевшими насквозь. Но дочку управляющего занимало огнестрельное оружие. И как раз в этот момент он собиралась рассмотреть его поближе. Задумчиво поглаживая подбородок, девочка поискала этажерку, но не обнаружила, потому что двумя днями ранее Джеймс запнулся о нее, испепелил со зла и еще не придумал, как бы объяснить ее пропажу. Но трудности не останавливали мисс Брайт. Подоткнув кромку платья под розовый кушак, девочка начала карабкаться вверх по полкам, словно покоряла вершину где-нибудь в Озерном крае. От одного взгляда на ее батистовые панталончики, выглянувшие из-под короткой нижней юбки, у Джеймса надолго померк свет в глазах, а когда к нему вернулась способность связно мыслить, девочка добралась до верхней полки. Потянулась к мушкету, рассчитывая, вероятно, зажать его под мышкой и спуститься тем же маршрутом. Но ладошка, цеплявшаяся за полку, заскользила и сорвалась. От толчка туфельки тоже не устояли на полке, и девочка, нелепо раскинув руки, полетела спиной вниз, прямо на застекленный столик с безделушками…
И зависла в воздухе.
Тяжело дыша, чувствуя, что сердце превратилось в желе и противно подрагивает в груди, Джеймс перепрыгнул через подлокотник и бросился к ней. Неужели не успел?
Нет, не задела стекло. Не ранена. Жива.
Девочка во все глаза смотрела на своего спасителя, но даже после такой встряски сумела отличить его сюртук от ливреи.
— Мастер Джеймс! — сказала она заученно. Утром матушка втерла почтительность в ее хорошенькое личико и вплела в тугие косички, объяснив по ходу дела, что хотя львиная доля уважения принадлежит лорду Уильяму, с достопочтенным мистером Линденом тоже нужно считаться.
— Я бы поклонилась вам, но мои ноги не касаются пола.
Как только шелковые туфельки опустились на несколько дюймов, Джеймс увидел обещанный реверанс. Опомнившись, девочка расправила юбку.
— Лавиния Брайт, к вашим услугам, сэр.
«Коль женщина она, то добивайся! Коль женщина она, бери ее! И коль Лавиния — любви она достойна»
[5]
— пришли на ум шекспировские строчки, хотя при всем желании он не мог вспомнить, из какой они пьесы. Сейчас он имя правящего монарха назвал бы с третьей попытки. Хотя, если задуматься, и свое тоже.
— Благодарю вас, мастер Джеймс, — еще раз сказал девочка, чтобы заполнить паузу.
— Эммм… просто Джеймс… эмм… Джейми.
— Джейми, ты не мог бы достать мне тот мушкет? Я не успела его как следует разглядеть, — сказал девочка так, словно просила передать солонку за столом.
Мушкет понесся вниз и закружился, пока Джеймс лихорадочно оглядывал библиотеку в поисках подноса или хотя бы подушки. Передавать что-то из рук в руки, наверное, слишком большая вольность. Но Лавиния схватила мушкет и победно улыбнулась, готовая взять что-нибудь приступом.
— Кстати, там перо что-то пишет само собой, — сообщила она.
Что за напасть, удивился Джейми. Он давно уже ничего не диктует! Резко изменив траекторию полета, перо принялось зачеркивать уже написанное, но Лавиния схватила листок, пачкая пальчики о свежие чернила, и поднесла его к свету.
Джеймс понял, что сейчас ему нужно умереть. Желательно прежде, чем она дочитает. Он зажмурился, призывая быструю смерть, но услышал:
— Я тебя тоже.
Они были неразлучны еще семь лет.
