— Возможно, Седрик вышел на палубу, и его смыло в реку волной, — продолжил он продираться через свой рассказ. — Или он мог сойти на берег. Знаю только, что когда я пошел его искать, на борту его не оказалось. И тебя тоже.
— И это я виновата, что втянула его в эту авантюру, — заключила Элис негромко, но уверенно, словно признаваясь в грехе.
— Не вижу здесь твоей вины, — заметил капитан.
— Зато я вижу.
Сила страдания в ее голосе встревожила Лефтрина.
— Послушай, Элис, мне кажется, нет смысла кого-то обвинять. Мы ищем Седрика и будем искать дальше. Мы не сдадимся. Решим, как устроить драконов, и сразу же возобновим поиски. Мы же нашли вас, верно? Значит, и Седрика найдем.
— Капитан? — перебил его Дэвви.
— Что такое, малой?
— Все, кто поднялся на борт, всерьез проголодались и хотят пить. Сколько пищи и воды можно им дать?
Грубая насущность этого вопроса напомнила Лефтрину, что он не только мужчина, но еще и капитан. Он бросил на Элис извиняющийся взгляд и направился прочь.
— Сейчас я должен заняться спасенными, — напоследок бросил он ей. — Но мы продолжим искать Седрика. Обещаю. Элис обратила внимание, что он не пообещал ей найти Седрика. Он не мог. Ее облегчение от того, что их нашли, радость от встречи с Лефтрином и сознания, что он цел, прошли в считаные мгновения. И радость, и облегчение показались ей слишком себялюбивыми, когда она задумалась, где теперь Седрик и что с ним сталось. Погиб? Умирает, цепляясь за плавучее бревно? Жив и беспомощен где-то на реке? Он ведь не сумеет позаботиться о себе, только не в этих обстоятельствах. На миг Элис представила его рядом: щеголеватого и умного, улыбчивого и доброго. Ее друг. Друг, которого она увезла от всего, что он любил и ценил, и затащила в это суровое место. И это его убило.
Элис добрела до своей каюты, радуясь тому, что может побыть одна. Вскоре ей снова придется выйти к остальным. Но пока ей нужно немножко времени, чтобы прийти в себя. По привычке она начала переодеваться. Длинное платье Старших казалось по-прежнему невредимым. Элис на всякий случай встряхнула его. Поднялось только облачко мелкой пыли — на ткани не осталось ни пятен, ни прорех. Она перебросила платье через руку, и оно заструилось, словно поток расплавленной меди. Какое чудо! Слишком дорогой подарок, чтобы замужняя дама могла принять его не от супруга. Эта мысль застала Элис врасплох, и она решительно отмела ее прочь.
Платье быстро высохло, как только она выбралась из воды, и согревало ее в суровые ночи под открытым небом. Почему-то там, где ткань прилегала к коже, ожогов осталось куда меньше. Внезапно опомнившись, Элис поднесла руки к лицу, а затем дотронулась до спутанных волос. Кожа на ощупь оказалась сухой и шершавой, волосы походили на солому. В сумраке каюты она взглянула на свои кисти. Багровая кожа, обломанные ногти. Ей стало стыдно вдвойне: не только из-за того, что она ужасно выглядит, но еще и из-за того, что в такое время волнуется о своей внешности.
Ужаснувшись собственной легкомысленности, Элис все же нашла ароматный лосьон и смазала им лицо и руки. Переоделась в свою, уже изрядно поношенную, одежду и некоторое время распутывала и расчесывала волосы. А потом ее захлестнула новая волна отчаяния. Она благополучно забылась в повседневной заботе о себе, но, закончив, вновь столкнулась с болью утраты и вины. На краткий миг Элис охватило искушение отправиться на камбуз, получить кружку горячего чая и сухарь. Горячий чай покажется таким вкусным после нескольких дней без него.
Седрик чая не получит.
Это была случайная, довольно глупая мысль, но на глаза Элис навернулись слезы. Ее пробрала дрожь, а затем она застыла.
— Не хочу об этом думать, — призналась она себе вслух.
Еще на плоту Элис убедила себя, что Седрик в безопасности на баркасе, вместе с Лефтрином, хотя у нее не было оснований считать, что «Смоляной» остался невредимым. Она скрывала от себя свои опасения. И вот теперь, когда ей пришлось встретиться с ними лицом к лицу, она все равно отворачивается, прячется, отгораживаясь обветренными руками, нечесаными волосами и горячим чаем. Пора бы уже набраться смелости.
Элис направилась в каюту Седрика. Почти все хранители уже были на борту — с камбуза доносился гул голосов. Она прошла мимо Дэвви — мальчик с безутешным видом смотрел на воду. Она обогнула паренька и пошла дальше, оставив его наедине со своими мыслями. Скелли разговаривала с Лектером, на лицах обоих читалась печаль. Драконий хранитель не сводил глаз с лица девушки. Она спросила что-то об Алуме. Лектер покачал головой, и шипы на его подбородке задрожали. Элис тихонько проскользнула мимо них.
Она постучалась в каюту и мгновением позже обругала себя за глупость. Открыла дверь и вошла, затворив ее за собой.
Может, время, проведенное вдали, обострило ее восприятие? Все в каюте казалось Элис каким-то неправильным. Здесь пахло потом и нестираным бельем. Одеяла сбились в кучу, напоминающую звериное логово, на полу валялась сброшенная одежда. Такая неопрятность была совершенно не в духе Седрика. Элис еще острее ощутила свою вину. Ее друг давно уже мучился дурным настроением, с тех пор, как чем-то отравился. Как же она могла так часто оставлять его здесь одного, пусть даже он держался с ней холодно и отчужденно? Как она могла заходить к нему, даже на минутку, и не замечать, насколько он опустился? Ей следовало бы прибираться здесь, наводить по возможности чистоту и порядок. Признаки его уныния угадывались во всем. На какой-то ошеломляющий миг Элис даже задумалась, не покончил ли Седрик с собой.
Понимая, насколько нелепа эта запоздалая жалость, женщина собрала всю грязную одежду и сложила аккуратной стопкой, отложив кое-что для стирки. Она встряхнула постель и застелила ее заново. Словно, как это ни глупо, обещала себе: вот Седрик вернется и обрадуется тому, что его ждет чистая каюта. Элис подняла сверток, служивший ему подушкой, и встряхнула его, пытаясь взбить.
От этого движения что-то выпало на пол. Элис пошарила вслепую в темноте, и пальцы нащупали тонкую цепочку. Она подняла ее и поднесла к свету. На цепочке висел медальон. Он блестел золотыми боками, посверкивая даже в скудном освещении. Элис никогда не видела, чтобы Седрик носил его, и в тот миг, когда медальон выпал из-под подушки, сразу поняла, что это нечто личное. Она улыбнулась, хотя сердце ее заходилось от боли. Она и не подозревала, что у Седрика есть возлюбленная, да еще и подарившая ему медальон. И внезапно Элис поняла, почему ее друг с такой неохотой уезжал из Удачного и так страдал в затянувшемся путешествии. Но почему же он ничего не сказал? Он мог бы ей довериться, и она поняла бы его отчаянное желание вернуться домой. Его уныние последних недель предстало теперь в новом свете. Седрик тосковал. Свободной рукой Элис перехватила покачнувшийся на цепочке медальон.
Она не собиралась его открывать. Она была не из тех женщин, что подсматривают и вынюхивают. Но когда медальон лег в руку, замочек щелкнул, и он открылся. Из золотой темницы на волю выпала прядка блестящих черных волос, и Элис вскрикнула от неожиданности. Она раскрыла медальон пошире, чтобы вернуть локон на место, и замерла. Изнутри на нее смотрело знакомое лицо. Кто бы ни нарисовал портрет, он хорошо знал этого человека, поскольку запечатлел его за миг до того, как он рассмеется. Зеленые глаза слегка прищурены, изящно очерченные губы чуть приоткрыты, так что поблескивают белые зубы. Работа принадлежала кисти искусного мастера. Элис с портрета улыбался Гест. Что бы это значило? Что это вообще может значить?
