— Кхм. Знаю, ты на меня злишься. Но, может, ты еще немного подержишь весло, пока я пытаюсь его обтесать?
На самом деле он спрашивал вовсе не об этом. Тимара подняла конец весла и крепко стиснула.
— Мы все еще друзья, — заверила она. — Даже когда я на тебя злюсь. Но я тебе не принадлежу.
— Прекрасно.
Татс старательно приставил скобель и повел им вниз по рукояти весла. Тимара смотрела, как его загорелые руки сжимают ручки инструмента, как бугрятся мышцы на предплечьях. На этот раз снятая стружка получилась длиннее.
— Давай повернем вот так, — предложил Татс, повернул весло ребром и, приставив к нему скобель, спросил: — Что же мне сделать, чтобы завоевать тебя, Тимара?
Такого вопроса она никак не ожидала.
— Потому что я готов, — добавил он, пока она размышляла. — Сама знаешь.
— Как ты можешь хотеть что-то сделать, если понятия не имеешь, чего я могу потребовать? — удивилась Тимара.
— Но я же знаю тебя. Возможно, даже лучше, чем ты полагаешь. Послушай, с тех пор, как мы отчалили из Трехога, я совершил несколько глупостей. Согласен. Но…
— Татс, погоди. Только не думай, что я дам тебе список заданий, которые ты должен выполнить. Не дам, потому что сама не представляю, что в него должно входить. В последнее время нам многое довелось вынести. Ты просишь меня принять важное решение. Я вовсе не шучу с тобой, когда говорю, что еще к этому не готова. Я не жду от тебя, что ты что-то сделаешь, или что-то мне дашь, или даже сам станешь чем-то. Я жду от себя. И ты никак не можешь на это повлиять. А Грефт тем более.
— Я не такой, как Грефт, — возмутился он, тут же оскорбившись.
— А я не такая, как Джерд, — ответила она.
Секунду они пристально глядели друг на друга. Тимара сощурилась и выдвинула подбородок вперед. Татс дважды пытался что-то сказать, но осекался.
— Давай просто доделаем весло, ладно? — наконец предложил он.
— Отличная мысль, — отозвалась Тимара.
Когда Седрик выбрался из каюты, уже вечерело. Он провел целый день в одиночестве и темноте, поскольку последняя свеча догорела, а просить у кого-нибудь новую ему не хотелось. Все это время юноша сидел голодным. Он почти надеялся, что в дверь постучится Дэвви с подносом еды, но этого так и не произошло. Тогда он вспомнил, что Карсон обещал держать мальчика подальше от Седрика. Тем лучше.
«А еще лучше будет, если и остальные последуют его примеру», — подумал он.
Затем он угадал в этом заявлении жалобную нотку и проникся к себе презрением.
Голодный, мучимый жаждой, впавший в уныние, он вышел на палубу, когда солнце уже клонилось к закату. Баркас, как выяснилось, уже стоял, уткнувшись носом в устье ручья, одного из бесчисленных притоков, питающих реку Дождевых чащоб. Иногда вода в них бывала чистой, почти не едкой. Похоже, этот ручей был именно из таких, поскольку большинство хранителей и матросов сошли на берег, оставив судно. Когда Седрик задержался у борта посмотреть, ребята как раз плескались в воде. Ручей был неглубоким, но широким, вода стремительно бежала по песчаному руслу. Драконьи хранители, сняв рубахи, брызгались друг в дружку с хохотом и криками. Последние лучи почти осеннего солнца играли на их чешуйчатых спинах. Зеленые, синие и алые искры пробегали по ним, и на какой-то миг произошедшие с мальчишками изменения показались Седрику даже красивыми.
За спинами ребят он заметил Беллин. Она стояла над ручьем на коленях, а Скелли лила воду на ее намыленную голову. Отлично. По крайней мере, теперь у них полно чистой воды, чтобы пополнить запас.
Драконам тоже нравилась эта вода. Судя по их сверкающим шкурам, хранители устроили им хорошую баню. Релпда держалась вместе с остальными и блестела, как новая медная монета. Седрик виновато задумался о том, кто же ее почистил. Ему следует лучше заботиться о драконице. Но он не умеет. Он и о себе-то не в состоянии позаботиться, куда ему ухаживать за кем-то еще.
Полоска пляжа в устье ручья была не особенно велика, но места хватало, чтобы драконы смогли удобно устроиться на ночь, а хранители — развести костер. Пламя еще толком не разгорелось, но на глазах у Седрика двое ребят притащили и бросили туда ветвистый ствол какого-то хвойного дерева. На какой-то миг ему показалось, что они задушили огонек, но затем повалил черный дым, и языки костра взметнулись вверх. Сладкий запах горящей смолы растекался в вечернем воздухе. Волна повалила множество деревьев, раскидав их по берегам реки. Значит, на ночь разведут большой костер, и хранители лягут спать на берегу.
Седрик принюхался и понял, что к запаху дыма примешивается аромат жареной рыбы. У него подвело живот, в желудке заурчало. Он вдруг вспомнил, что чудовищно проголодался и хочет пить, и задумался, где сейчас Элис и Лефтрин. Меньше всего он хотел столкнуться с кем-нибудь из них: с Элис из-за того, что она знала о нем, а с Лефтрином из-за того, что он сам знал о капитане. Седрика беспокоило, что он так до сих пор и не пересказал это Элис. Ему совершенно не хотелось разговаривать с ней, а тем более — разбивать ее мечты. Но он не может предать ее еще раз. Не может стоять и молча смотреть, как ее обманывают.
Он тихо, почти украдкой, пересек палубу. У двери камбуза остановился и прислушался. Внутри стояла тишина. Почти все сошли на берег, решил он, чтобы воспользоваться редкой возможностью помыться, посидеть у костра и поесть горячей пищи. Седрик открыл дверь и вошел, тихо, словно роющаяся в отбросах крыса. Как он и надеялся, большой кофейник стоял на небольшой чугунной печи. Освещал камбуз лишь свет пламени, пробивающийся в щель под ее дверцей. На печке побулькивал накрытый крышкой котел. Должно быть, вечная уха, неизменно греющаяся для команды. Седрик видел, как в котел добавляют воду, рыбу и овощи, но не мог припомнить, чтобы он когда-либо стоял пустым и вымытым. Неважно. Он чувствовал себя так, словно изголодался еще за те дни, что просидел один у себя в каюте. Достаточно, чтобы съесть что угодно.
Седрик не знал, что и где хранится на тесном камбузе. Двигаясь осторожно в полумраке, он нашел кружки, висящие на крючках, и тарелки на сушилке. Юноша наполнил кружку сомнительным кофе и наконец обнаружил стопку мисок на полке с бортиками. Он взял одну, плеснул в нее похлебки, вынул из мешка сухарь. Вилок и ложек он не нашел. Седрик в одиночестве присел за небольшой стол и отпил кофе.
Слабый, горький, но все-таки кофе. Обеими руками он поднес ко рту миску с похлебкой и отхлебнул через край. Отчетливый рыбный вкус с толикой чесночного духа. Он проглотил еду и ощутил, как в горло хлынуло тепло и свежие силы. Еда казалась прекрасной. Не изысканной или даже вкусной, но прекрасной. Седрик вдруг понял Медную, которая съела подгнившего лося. Когда голод человека или дракона подходит к определенному пределу, любая пища становится хороша.
Седрик доедал размякшие куски рыбы и овощей со дна миски, собирая их руками, когда дверь палубной надстройки открылась. Он застыл, надеясь, что этот человек, кем бы он ни был, пройдет дальше, в кубрик. Но она вошла на камбуз.
