Я задавил на корню вопрос про занятия полицейского профсоюза. Фиг его знает, может у них еще и забастовки бывают. То-то раздолья грабителям и ворам по таким датам. Один сплошной праздник.
- А ваши негры случайно не имеют претензий по поводу оборотней? Им чего-то там недодали, а вам и вовсе не положено. Всемирный заговор нелюдей. И вообще все им должны.
- Из какой дыры ты вылез? - с удивлением спросила Энджи. - Что про Фарахана никогда не слышал и «Нацию ислама»? Тайные правительства, которые он обожает.
- Я стараюсь не портить себе аппетит чтением газет и просмотром телевизионных новостей. Тем более про проблемы других стран, которые меня совершенно не касаются. Простой такой парень. Хорошо выпить, закусить и… Я срочно заткнулся, пока опять лишнего не наговорил.
- Можешь не стесняться, я догадалась. И без сомнения ты медный лоб.
- Чего?
- Военный. Начальство приказало и побежал не рассуждая. Так? В какой армии служил?
- Даже в двух, - честно сознаюсь.
В военное училище еще до развала СССР поступил. Успел застать красное знамя. Потом уже российская стала. Не вру, а они пусть мучаются, если найти захотят.
- Мое дело приступать к ликвидации противника и зачистке местности, - поясняю смиренно. Иначе к дьяволу нам сыщики сдались?
- Не произноси это! - рявкнула она.
- Чего? А! - понял я, можно и накликать внимание темной сущности.
Я уже ничему не удивляюсь и во все верю. Даже в припершегося на зов Черного повелителя с рогами и копытами. Наверное, у них этот жанр с ужастиками напрочь отсутствует. Вполне хватает реальных случаев.
- Извини, - говорю, - вырвалось. Больше не буду. Ты же не пошла в банду, а я уж извини, немного представляю, как это бывает когда живут двойной жизнью. На тебя давят из-за происхождения, в котором ты не виноват, родители не спрашивали, хочешь ты родиться или нет. И взбесившийся оборотень тоже не интересовался, желаешь ли в следующее новолуние перекинуться. Покусал и все. Твоей вины в это нет, но расплачиваться придется всю оставшуюся жизнь. И общество очень часто несправедливо, причем твое возмущение всех только удивляет. Что особенного? Всегда так было. Утрись и терпи. Чем ты лучше других? Ты невольно объединяешься с такими же недовольными, а самый простой путь - это путь насилия. И потом обязательно скажут: «А мы ведь знали что он такой!». И ты назло шагнешь по этой дороге еще дальше.
Она удивленно посмотрела на меня.
- Нет, - успокаиваясь, сказал я, - я обычный человек. Просто был у меня друг, который очень далеко зашел по этой извилистой тропинке. А всего то не коренная национальность, меньшинству всегда хреново, если оно не хочет ассимилироваться. А если при этом еще и умудряются жить лучше местных, чистая и незамутненная размышлениями, почему он смог, а я нет ненависть им обеспечена. Теперь его боятся до усрачки, а я вовсе не уверен, что у него в душе осталось что-то человеческое. Мясорубка, перемалывающая врагов в фарш и мимоходом топчущая остальных просто, потому что ему так удобно. Не переступить, а пройти прямо по головам, старательно вытирая о людей грязь.
Остаться человеком всегда сложнее. Дело не в бедности и не социальной среде, в таких районах всегда на улицах веселые компании и ты их не обойдешь. Даже не в том, что отец тебя в детстве бросил, а мать надрывается на трех работах. Никто не заставляет тебя учиться или устраиваться на работу. Никто не дает тебе мудрых советов и не стремится тебе помочь, всем на тебя плевать, но ты все равно прекрасно знаешь, где проходит граница, за которой другая жизнь. Возможно более легкая, но там придется бить детей и стрелять в женщин, раскраивать черепа ни в чем не повинным мужчинам. В жизни бывает всякое, но я не делал ничего такого, чего бы потом стыдился. Наверное, это характер. И воспитание. По другому не объяснишь.
А насчет поисков врагов под кроватью - это не оригинальная новость. Черный грешит на белых, не дающих ему жить. Белый на азиатов, мусульманин на христиан и обратное, столь же верно. Вечно ищут виноватых вне себя. Найдут кого-нибудь и обвинят его во всех бедах. Нет на свете, и не может быть одного всемирного заговора. Их много. Все они друг другу мешают, а в тех местах, где совпадают, взаимодействуют. И объяснение очень простое. В любом человеческом коллективе, где больше трех человек всегда есть лидер. Больше четырех товарищей уже идет раскол по интересам. Больше шести они не могут выработать единого общего мнения по принципиальным вопросам. Большие коллективы дробятся на малые.
Теперь возьмем людей, которые стремятся к глобальным целям и имеют для этого возможности и средства. Эти люди уже изначально лидеры каждый, со своими понятиями, убеждениями и законами. За каждым стоят интересы определенной религиозной, финансовой, политической, национальной и.т.д.и.т.п группировки. Даже в одной стране интересы финансовых групп не совпадают, а тут уже речь идет обо всем мире. Почему все эти ООН, Евросоюз и прочие глобальные объединения настолько беспомощны, так что важные дела стремятся решать на уровне большой семерки/восьмерки, квартета и прочих небольших организаций? Слишком много разных интересов. Кроме того, подобный заговор должен быть длительным, на протяжении поколений. А вот каждое новое поколение имеет отличные от предыдущего убеждения, во всяком случае, в двадцатом веке. Сказал бы кто американцам из сороковых годов, что негры будут более равные, чем белые - вот удивились бы!
Машина затормозила у шлагбаума и я понял, что излишне увлекся, перестав обращать внимание на окружающую обстановку. Как-то до сих пор нет ощущения опасности. Катаемся туда сюда, а бандиты где-то далеко. Уж ко мне они иметь претензий не могут и всяко не выскочат сейчас из кустов с калашами наперевес.
- Больница что ли? - удивился я, обнаружив надпись «Приемный покой» и машину скорой помощи, откуда кого-то выгружали на каталке. - А здесь нам что надо?
- Это мне надо, - сказала Энджи. - Я сейчас поставлю на стоянку, подожди меня в кафе. Тут есть неплохое на первом этаже.
- Меня нельзя оставлять в одиночестве, у меня агорафобия.
- Что у тебя?
- Боязнь открытого пространства, - расшифровываю для необразованных. - У вас в Америке все страшно большое, даже помещения.
- Не стоит, - буркнула она, сворачивая на огромную подземную стоянку в несколько этажей, - не сбегу.
На втором этаже она обнаружила пустое место и заняла его, потянув ручной тормоз с таким хрустом, что я удивился, как не оторвала.
- У меня здесь племянница лежит, - сказала она, глядя невидящими глазами сквозь стекло. - Либби. Элизабет.
Обычная ангина с температурой. Вдруг начали кровоточить десны, тошнота, постоянная рвота и еще куча всего. Побежали по врачам и нашли острую лейкемию. Если бы вовремя не заметили почти наверняка смерть. А так есть шанс. Вот только страховка уже не покрывает все расходы. Денег давно нет, а нужна пересадка костного мозга. И никакой гарантии, что наступит ремиссия. Так что, - она криво усмехнулась, - вы очень вовремя появились со своим предложением и деньгами. Иначе пришлось бы грабить инкассаторов, а теперь хоть на первый раз есть чем оплатить лечение. Нечего тебе там делать и не надо на это смотреть. Я иду сначала потрясти пачкой долларов, а потом навестить. У нее волосы выпадают и стесняется посторонних. А у меня больше никого и нет. Брат и его дочка.
