– А если парень не захочет становиться женихом конкретной эльфийки? Он может отказаться?
– Теоретически – да. Может. Но это – то же самое, что прилюдно отказаться от королевской награды. В принципе можно и по закону не возбраняется, но… оскорблением короны все равно останется. Пусть неформальным, но останется. Про последствия, думаю, говорить не стоит?
– А как снять метку, вы знаете?
– Она снимается сама у тех, кто не стал выбором невесты. А у прочих, насколько мне известно, только решением совета хранителей. Причем только единогласным. Если кто-то из совета хотя бы усомнится в правильности решения, метка останется. Однако в любом случае метка исчезает через два года. Если невеста сама прохлопала, то сама и виновата.
– А по метке можно отследить, где находится жених? – Лю задала вопрос, который вертелся у меня на языке, но я опасался его задавать.
– Конечно же, можно! – (Мое сердце болезненно трепыхнулось в груди.) – Но только в пределах Великого Леса. (У-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф!!) Потому-то и прячутся некоторые эльфы от невест в человеческих землях. Редко так бывает, но бывает. Ведь если невеста своевременно не приведет жениха к мэллорну, он считается свободным. Правда, никто не запрещает девушке повторно подарить венок, но к тому времени парень уже может быть женат.
– И что, беглых женихов не ищут? – полюбопытствовал дедушка У.
– Ищут, конечно же. Сама невеста, родственники. Если находят сами – позора для семьи нет. Никого это не касается. Но если привлекают других эльфов или наемников, то многое зависит от сроков. Найдут в конце двухлетнего срока – скорее всего, жениха убьют или принудят к женитьбе в такой форме, что он пожалеет о своем бегстве…
– Это в какой форме? – снова спросил ювелир.
– Есть у эльфов такая форма женитьбы, когда мужчина лишается фактически всех прав и становится на положении наложника. С ним могут сделать все, что угодно, даже в наше время, а он обязан рабски повиноваться своей жене. Однако выбор есть – погибнуть в бою, отказавшись от свадьбы.
– Ужас!! – воскликнула Лю. – Как так можно? А ведь цивилизованный народ! Считается. А такое допускает.
– Девочка, пойми, многое в обычаях народа определяется не только менталитетом, но и физиологическими особенностями, условиями среды обитания… Например, почему у некоторых южных народов принято многоженство? Да потому что мужчины там часто гибнут в походах и боях. Девушек много больше, чем юношей. Если иметь только одну жену, кто будет содержать остальных? Незамужних? Родители? Кстати, оставшихся без кормильца жен и детей обязан принять ближайший по возрасту или по возможностям брат погибшего. При этом жены автоматически считаются его женами, а дети – его детьми. Так что все здесь не просто так и отнюдь не из мракобесия и варварства. Вот, кстати, у орков существует как многоженство, так и многомужество. Их женщины – воины не хуже мужчин. Не сильнее. Нет. Но не хуже – ловчее, быстрее, гибче… Так вот, чтобы рождалось сильное потомство, у орков принято брать жен и мужей в поединке. Вызвал избранницу или избранника на поединок, победил – забирай. Нет – оставайся один. Или одна. Причем можешь иметь столько жен или мужей, сколько можешь победить одновременно. Допустим, у тебя уже есть две жены, а ты хочешь третью. Вызывай ее на поединок, но вместе с ней против тебя выйдут и твои жены. Поэтому, с одной стороны, великий воин или воительница могут иметь большой гарем, но его размеры все-таки ограничены. Конечно, есть уловки и хитрости, помогающие влюбленным обойти этот закон и стать супругами. В частности, можно сделать вид, что проиграл в поединке. Но если кто заметит игру – последствия для парочки будут очень печальными…
Лосоргор продолжал говорить, но я погрузился в свои мысли, которые были отнюдь не радужными. Значит, найти меня для Альмилиры – вопрос чести. В большую и чистую любовь я не верил и, получается, правильно делал – я всего лишь подходящий партнер для зачатия ребенка. Этакий бык-производитель. Не более того. Следовательно, меня все-таки будут искать, и отнюдь не от беспросветной тоски по любимому, а чтобы сохранить лицо. Эльфийское лицо… м-да. Вариантов получается два. Вернуться к невесте и надеяться, что изберет она не меня. А вдруг все-таки меня?! Другой вариант – два года скрываться. При этом чем дольше у меня получится прятаться, тем страшнее последствия в случае поимки.
Что-то мне нехорошо стало. Я закрыл глаза и сделал вид, будто задремал. Гости, заметив мое состояние, тихо собрались и вышли за дверь. Затем я и вправду задремал, а потом и вовсе заснул.
…Я стою в каком-то помещении. Стены и потолок представляют собой густое переплетение цветущих вьющихся растений. Под ногами не то ковер, не то мох. Из обстановки только широкое ложе посередине, набитое душистой травой, застеленное ослепительно-белой простыней и усыпанное лепестками. На ложе – полностью обнаженная Альмилира. Ее бедра широко раздвинуты, глаза прикрыты. Она слегка ласкает свою грудь и манит меня к себе. Тихий стон вожделения возбуждает меня невероятно. Я тоже обнажен и, едва сдерживая нетерпение, приближаюсь к ложу, пристраиваюсь между призывно распахнутых бедер и наклоняюсь к ждущим губам девушки. Она открывает глаза и…
– Приказываю тебе ласкать меня! Ты обязан стараться, раб, иначе будешь наказан!
Обида и ярость, словно пинком под зад, сбрасывают меня с ложа. Выхода из комнаты я не вижу, поэтому иду напролом прямо сквозь стену. Прекрасные цветы, мгновенно ставшие длинными и острыми шипами, не пускают меня, но я, оставляя клочья кожи и литры крови, неимоверными усилиями голыми руками – больно до ужаса – разрываю преграду и вываливаюсь… прямо в бальный зал, заполненный людьми, эльфами, орками и гоблинами. Все в парадных одеждах. На мне ни одной раны, и я уже одет в серые штаны и сюртук из тонкого сукна с серебристо-зеленоватым отливом. От крахмальной до звона манишки и манжет, кажется, даже солнечные зайчики упруго отскакивают. Звонкий голос торжественно объявляет:
– А теперь, дорогие гости, танец жениха и невесты!
Ко мне идет, грациозно идет, почти плывет, улыбающаяся Альмилира. Она до судорожного вздоха прекрасна в длинном белом платье, расшитом жемчугом. В ушах золотые сережки с брильянтами, удивительно тонкой работы. Между холмиками грудей в декольте искристо играет золотой кулон с большим брильянтом. На голове тонкая диадема… опять же с крупным брильянтом. Альмилира приближается ко мне, и вдруг в ее руках оказывается тонкий кожаный поводок, прикрепленный к ошейнику на моем горле. Она вытаскивает меня за этот поводок в центр зала. Гости расходятся в стороны, освобождая место, оркестр начинает играть, девушка протягивает ко мне руки и нежно, с томным вздохом шепчет:
– Обними меня… раб!
Я изо всех сил рванулся прочь из зала. Ошейник, словно питон, удушающе сдавил горло. Это было больно и страшно. Голос здравого смысла предлагал мне покориться и прекратить мучения, предательски нашептывал в уши ломающие волю слова: «Сдайся, и ты будешь мужем прекрасной девы. Она явно богата и знатна, а ты в ее глазах никчемный простолюдин, она же не знает… пусть и знает, но все равно ты – избранный. Тебе оказана великая честь, которой мало кто из людей удостаивался. Зачем сопротивляться? Не борись, мало ли мужчин добровольно признают главенство женщины в семье. А сколько в мире рабов женских капризов?! Здесь ведь то же самое. Ну и что, что она будет властвовать тобой, зато не надо думать о житейских мелочах. Она же наверняка предоставит тебе все условия для работы. Твори, изобретай, двигай науку. Ее мать – персона высокого ранга, недаром же ее охраняют агенты тайной службы. Никакое патентное бюро не будет тебе преградой. У тебя будет все! Только делай, что тебе скажут! Люби, когда призовут на ложе! Танцуй, когда жена захочет, и веселись, когда она посчитает нужным. Разве это так тяжело?»
