— Ты просто чудо!
Лейла удивлённо обняла её. Астра была совсем не похожа на неё: она была раскованной и оживлённой, обладала бурным темпераментом и нравилась Лейле с каждой минутой всё больше.
— Тогда я приду к тебе завтра вечером? — предложила девочка, доставая украшенный подвесками мобильник.
В этот момент в дверях появилась миссис Пюррет.
— Лейла, вот ты где! — приветствовала она девочку. — Я уже было начала волноваться, ведь ты всегда приходишь вовремя.
— Извините, миссис Пюррет. Я уже иду, — сказала Лейла, надевая на плечо чехол с арфой.
— Значит, тебя зовут Лейла? — спросила её новая знакомая.
Девочки обменялись номерами телефонов. А в это время из окна дома миссис Пюррет за ними наблюдал Флориан. Они не виделись ни разу с того самого дня, как вместе победили гномов и вернули Лейлину арфу. Флориану казалось, что Лейла что-то скрывает от него. И вот теперь она стояла и мило беседовала с этой девчонкой в бантиках и блёстках. Астра Харриклауд была самой плохой ученицей его мамы. Целый час она разрывала его барабанные перепонки своим карканьем, а потом ушла, даже не попив чаю с анчоусом, приготовленного специально для неё. Чашка так и осталась стоять на столике в кабинете его мамы.
— Лейла, дорогая, хочешь чаю? — предложила миссис Пюррет. — Моя предыдущая ученица так разозлилась, что не сделала ни одного глотка.
Лейла поблагодарила и взяла чашку в руки.
— Я встретила её рядом с вашим домом, она казалась совсем расстроенной.
Лейла уже собиралась сделать глоток, как в кабинет ворвался светловолосый вихрь.
— Надо убрать посуду! — провозгласил Флориан и, выхватив чашку у Лейлы из рук, унёс её прочь.
— Спасибо, Флориан, — удивлённо сказала миссис Пюррет. — Очень странно, обычно нужно упрашивать, чтобы он помог мне. Наверное, ты ему нравишься, Лейла!
Покраснев, девочка потупила взгляд, но преподавательница ничего не заметила. Она вообще ничего не замечала рядом со своей арфой.
— А теперь Камиль Сен-Санс «Фантазия для арфы ор. 95».
Лейла открыла ноты, которые протянула ей миссис Пюррет. Обычно она сразу начинала проигрывать музыку в голове, но сейчас ей не удавалось думать ни о чём, кроме Флориана. Она понимала, что рано или поздно он потребует от неё объяснений. Но разве могла она рассказать ему, что в тот день узнала, что она — ведьма? Конечно нет! Ведь это был её секрет.
— О чём задумалась, Лейла? — спросила миссис Пюррет, прервав поток её мыслей.
— Да так… — неуверенно ответила Лейла.
Учительница понимающе улыбнулась.
— Тебе нужно немного хорошей музыки, — сказала она, тронув струны арфы.
— Да, — кивнула Лейла. На этот раз без тени сомнения.
Она установила ноты на пюпитре, обняла арфу и позволила своим пальцам пуститься в пляс по струнам.
Флориан в это время уничтожал следы шутки, которую он придумал, чтобы разыграть мамину новую ученицу. Он где-то слышал, что певцы едят анчоусы в масле, потому что это полезно для связок. И поскольку та белобрысая так хотела хорошо подготовиться к самому важному для неё конкурсу, Флориан решил «помочь» ей, добавив анчоус в чай. Мама, как всегда, ничего не заметила, а девочка так рассердилась на слова миссис Пюррет, что не стала ничего пить. В общем, результат не самый лучший — это был самый провальный розыгрыш в карьере прославленного разрушителя праздников Флориана Восса. Обычно в таких случаях Флориан утешался тем, что мучил соседского ко та: ничего жестокого, конечно, — он просто гонялся за ним с брызгалкой. Но сегодня всё было по-другому. Сегодня у него были более важные дела и он не хотел уходить далеко от дома. Нужно было поговорить с Лейлой. Прошло уже несколько дней с той самой битвы в кондитерской, а Лейла словно от него пряталась. Флориан собирался отправиться к ней в Примроуз, чтобы задать все накопившиеся вопросы, но не мог решиться. Он был таким отважным, когда устраивал свои розыгрыши, но становился ужасно застенчивым, стоило ему оказаться рядом с лохматой головкой и огромными серыми глазами Лейлы Блу.
Утром после той самой ночи он проснулся, будто после полного приключений сна, в котором можно было вытворять самые необычные вещи. Остались какие-то нечёткие воспоминания: разговор в гараже с его новой подругой, безупречный план, который они разработали, чтобы спасти арфу Лейлы, ночная езда на велосипедах. Но потом появлялись три гнома и всё начинало путаться. Что это были за существа? Неужели действительно гномы, как сказала Лейла? Но гномы же не существуют… или существуют? В общем, если это была шутка, то совсем не смешная. И пришёл момент открыть ему всю правду.
— Всю правду? — испуганно спросила Лейла.
— Да! — повторил поджидавший её у выхода Флориан.
— Ну… всё просто! — попыталась выиграть время девочка. И на одном дыхании выдала свою «почти правдивую» историю. — Мы нашли мою арфу, но ты… упал в обморок… и… я позвала свою знакомую, Елену, и она отвезла тебя домой. Это всё.
Объяснение Лейлы совсем не удовлетворило Флориана, но она не дала ему времени на новые вопросы.
— А теперь извини, мне нужно идти к бабушке. Она разозлится, если я опоздаю.
Чмокнув его в щёку, она убежала прочь, в то время как Флориан в растерянности остался сидеть на ступеньках.
— Тут анчоус! — послышался голос из дома. — Флориан Восс! Ну когда же ты прекратишь свои глупые шутки?! — кричала миссис Пюррет.
Но Флориан не слышал её. Он сидел, прижав руку к щеке в том месте, где Лейла поцеловала его, повторяя про себя:
— Неужели это всё?
3. Яблоко, перо и котёл
В квартире семьи Блу было всего три комнаты, но Николас использовал высокие потолки для того, чтобы над каждой из них соорудить по второму этажу. Над кухней сделали столовую, над его комнатой библиотеку, а над спальней Лейлы — ещё одну её комнату. Они с папой договорились: девочка поддерживала порядок во всём доме, а Николас не вмешивался в то, что творилось на её втором этаже. Лейла даже прикрепила к двери табличку: «ПАПЕ ВХОД ВОСПРЕЩЁН!». И Николас действительно держался подальше от этой комнаты, потому что там царил самый настоящий хаос. Пуговицы, клубки ниток, колокольчики, разноцветные обрезки ткани, ножницы, клей, иголки, вязальные спицы, картинки, комиксы, книжки, свечи, тетради, шариковые ручки… а ещё подушки, море подушек! Лейла очень любила свою комнату, но только пока в ней что-нибудь не исчезало бесследно.
