К счастью, Робин догадался, что дела мои плохи, и бросился мне на помощь. Он бесцеремонно растолкал телевизионщиков, подошел ко мне, обнял за плечи и повел к воротам во внутренний двор. Охотники за новостями молча наблюдали за его действиями. Никто из них не рискнул вмешаться.
Я чувствовала, что камера снимает наши спины. Чего доброго, в вечернем выпуске новостей эти кадры будут продемонстрированы в сопровождении самых фривольных и двусмысленных комментариев, пронеслось у меня в голове. Надо показать, что со мной шутки плохи. Я обернулась, взглянула прямо в камеру и отчеканила:
— Это частная собственность. Дома принадлежат моей матери, а я являюсь ее представителем. Находясь здесь без моего разрешения, вы нарушаете закон.
Как ни странно, слова мои произвели эффект магического заклинания. Вся телевизионная команда загрузилась в микроавтобус и была такова. С видом победительницы я взглянула на Робина. Лицо его сияло от гордости, словно у любящего папаши, чадо которого только что получило первый приз на школьных соревнованиях по шашкам.
— Грандиозно! — выдохнул он.
— Я очень благодарна вам за помощь, Робин, — заявила я все тем же угрожающим тоном, которым разговаривала с журналистами. — Но прошу вас, запомните: я не нуждаюсь в покровительстве!
На свою удачу, я успела скрыться в дверях прежде, чем разразилась слезами.
Вечером мне позвонил Артур и рассказал гнусную историю о крысином яде, неведомо каким образом очутившемся в его машине.
— Подонок, который это сделал, играет в опасную игру, — дрожащим от гнева голосом произнес Артур. — И он слишком далеко зашел.
Далеко зашел — это мягко сказано, вздохнула я про себя, невольно вспомнив залитую кровью гостиную супругов Бакли.
Поведав мне о служебных неприятностях, Артур, естественно, ждал сочувствия. Я сумела выдавить из себя несколько приличествующих случаю слов. После этого пожаловалась, что пресса и телевидение открыли на меня настоящую охоту. Расслабиться в ванне мне так и не удалось, так как телефон звонил практически непрерывно. Отключать его я не стала, опасаясь пропустить действительно нужный и важный звонок. Впервые в жизни я пожалела, что у меня нет автоответчика.
— Мне эти журналюги тоже осточертели, — посетовал Артур. — Я не привык, чтобы они вились вокруг меня, как стая мух.
— Да, все это до крайности неприятно, — вздохнула я. — Теперь я поняла, что все эти кино и поп-звезды не кривят душой, когда клянут папарацци на чем свет стоит. Какое счастье, что библиотекаря мне приходится устраивать пресс-конференции. Да, но ты так и не рассказал, чем кончилось дело с этим порошком. Надеюсь, теперь тебя ни в чем не подозревают?
— Нет, мне удалось убедить начальство, что меня самым наглым образом подставили. К счастью, мой шеф понимает, я не настолько глуп, чтобы таскать в собственной машине такую улику. Мне разрешено продолжать расследование.
— Рада это слышать.
Сознание того, что в полиции у меня есть свой человек, действовало на меня успокоительно. Если бы Артура отстранили от дела, я лишилась бы последней опоры. К тому же мне трудно было бы избавиться от чувства вины. Ведь, как ни верти, яд-то предназначался мне.
— Мой тебе совет: отключи телефон и попытайся обо всем забыть хотя бы на время, — заявил Артур. — Но прежде позвони маме, попроси ее заказать здоровенный плакат «Частная собственность. Посторонним вход запрещен» и повесить его над въездом на стоянку.
— Неплохая идея. Обязательно ею воспользуюсь.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, понимая, что это пожелание относится к разряду несбыточных. Ночью нам обоим предстояло томиться без сна, гадая, какие шаги преступник предпримет завтра и кто станет его очередной жертвой.
После того как я поговорила с мамой, она незамедлительно позвонила знакомому мастеру, подняв его с постели, и пообещала, что заплатит в тройном размере, если плакат будет готов завтра к семи часам утра. Потом она перезвонила мне и стала умолять уехать из города или хотя бы перебраться к ней до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится. Она хорошо знала супругов Бакли, и известие об их страшной смерти окончательно вывело ее из душевного равновесия.
— Боже мой, и зачем ты только вступила в этот проклятый клуб, Аврора? — простонала мама. — Неужели на свете нет более интересных вещей, чем убийства? Но что теперь об этом говорить. Все равно ничего не исправишь. Скажи, когда ты ко мне переедешь?
— Ты думаешь, что в случае чего сумеешь меня защитить? — слабо улыбнулась я.
— Мама всегда сумеет защитить свое дитя.
Внезапно я поняла: мне ни в коем случае нельзя перебираться к маме. Ради ее безопасности.
— Уверена, мне ничто не угрожает, — бодро заявила я. — И если завтра плакат будет готов, мой дом превратиться в настоящую крепость.
Глава тринадцатая
Вопреки ожиданиям, ночью мне удалось заснуть. Однако сон мой никак нельзя было назвать спокойным.
Мне снилось, что у меня в ванной притаился целый отряд телевизионщиков с камерами, причем один из них — убийца. Очнувшись, я обнаружила, что в доме стоит полная тишина и лишь дождевые струи слабо стучат в окно. Я задремала снова.
Проснулась я совершенно разбитая и, стряхнув с себя остатки сна, первым делом выглянула в окно. На стоянке не было никаких чужих машин. На улице — ни одной живой души. Огромный плакат уже занял свое место над въездом на стоянку. Я спустилась вниз, приготовила кофе и снова поднялась в спальню с кружкой в руках. Попивая кофе, я наблюдала, как Робин сел в свою машину и уехал в университет. Бэнкстон вышел из дверей своего таунхауса и взял из ящика газеты. Тинтси втиснула свой впечатляющий зад в машину, выехала со стоянки и через десять минут вернулась. Должно быть, гоняла в магазин, прикупить что-нибудь к завтраку.
К тому времени, как Тинтси вернулась, я настолько окрепла духом, что решила спуститься вниз и забрать свою газету. Едва развернув ее, я поняла, что все мирные события городской жизни окончательно отошли на задний план, не выдержав конкуренции с убийствами. На первой странице красовалась фотография Артура, фотография Мэми и Джеральда, супругов Бакли в день их серебряной свадьбы, а еще Моррисона Петтигрю, выступающего на каких-то дебатах. На заднем плане можно было различить светящееся от гордости лицо Бенджамина.
Пробежав глазами газетные строчки, я с облегчением убедилась, что никому из репортеров не пришло в голову отпускать намеки по поводу возможной виновности Артура и Мелани. Сильнее всего их занимал вопрос о том, куда подевались орудия убийства: топорик для рубки мяса и нож, которым были нанесены раны Моррисону Петтигрю. Хорошо бы еще понять, откуда у преступника берется столько энергии, и физической, и эмоциональной, вздохнула я. И можно ли надеяться, что он когда-нибудь исчерпает свои запасы.
Взглянув в зеркало, я убедилась, что похожа на ожившую покойницу. С горем пополам поправив дело с помощью косметики, я стянула волосы в конский хвост и напялила первое, что попалось под руку. Несомненно, ярко-синяя юбка и красный джемпер-водолазка не слишком гармонировали друг с другом, но сегодня мне было на это ровным счетом наплевать.
