Плут послушно выполнил приказ.
— Нет, не эту, — одёрнула его Гестера, когда он взялся за инструмент. — Вон ту, с длинной ручкой.
Плут достал ту лопату, на которую указала гоблинша, и подошёл к старухе.
— То, что надо, лапуля, — одобрила она Плута. — Теперь подними её и держи прямо передо мной. Вот так. А теперь мы положим сюда жёлуди. — Она сосредоточенно рассматривала кровавые плоды, лежавшие на лопате. — Может, добавить ещё один? — задумалась она и вытащила очередной жёлудь из ведёрка.
Гестера направилась к печи. Плут вышагивал рядом, держа перед собой совковую лопату с желудями дуба-кровососа. Гестера взяла пару тяжёлых рукавиц и, натянув их на руки, распахнула дверцу печи. Из топки вырвался столб пламени.
— Ах как хорошо! — замурлыкала Гестера. — Наконец-то прогрею свои старые кости. — Она повернулась к Плуту. — Дай сюда лопату! И смотри осторожнее!
Плут шагнул, передал Гестере лопату с драгоценными желудями дуба-кровососа и отступил.
— Сейчас мы их засунем в печь! Раз, два, три! — ворковала кухарка, запихивая лопату с кровавыми шариками в раскалённый очаг. Жёлуди заскворчали, и сразу запахло жареным мясом. — Подождём немного, — сказала Гестера. — Минуты через две они будут готовы. — Она оторвалась от огня и повернулась к Плуту.
— Мы не всегда готовим такую большую порцию. Одного жёлудя обычно хватает на сто бутылок «Забвения».
— Забвения, — тупо повторил Плут.
— Я как раз готовила этот нектар, когда тебя привели… Помнишь? Да нет, ты ничего не помнишь, — добавила она, и Плут, к счастью, не успел ответить, иначе неминуемо бы выдал себя. — Я совсем забыла… Старая, глупая Гестера… — Она пальцем сковырнула с передника присохшую каплю крови. — Забвение, — вздохнула она. — Это целебное питьё для нашего хозяина делает его счастливым. Изготовлено, между прочим, по моему рецепту… Плут стоял не шевелясь. — Для этой микстуры я перегоняю чистейшее старинное вино. — Гестера кивком указала на замысловатое переплетение трубок, горелок и колб на стене. — У меня там всегда что-то кипит, но я добавляю в вино собственные ингредиенты, поэтому мои лекарственные препараты уникальны. Истёртый в порошок жёлудь с дуба-кровососа, например. Он придаёт пикантность снадобью, а хорошую работу ценят… — Она притянула Плута к себе и, прищурившись, заглянула ему в глаза. — Это будет нашей маленькой тайной, деточка. Я надеюсь, ты никому не выдашь наш секрет?
Плут поморщился: у гоблинши дурно пахло изо рта, вспотевшее тело отдавало кислятиной.
— Нет, — пробормотал он.
Гоблинша фыркнула и оттолкнула юношу от себя.
— Ну конечно, ты никому ничего не скажешь, лапушка. Теперь ты в каком-то смысле член нашей маленькой семьи. Ты больше никогда никого не увидишь, поэтому тебе некому будет рассказывать наши тайны. Просто некому…
Она повернулась к печи, вытащила из топки лопату и внимательно посмотрела на жёлуди.
— Гм-гм, пожалуй, ещё минутку… — произнесла Гестера, засовывая лопату обратно в печь. — Сегодня мы, конечно же, не будем готовить нектар забвения. Сегодня мы идём кормить младенца.
— Кормить младенца, — бессмысленно повторил Плут, и в голове у него пробежала тревожная мысль. «Ты никогда никого не увидишь…» Как это — никогда?
Гестера вытащила совковую лопату из печи.
— Иди сюда и внимательно посмотри, что у нас получилось. Всё готово. И цвет, и консистенция, — вот видишь?
— Да…
Плут уставился на лопату. Там, где раньше лежали склизкие, пахнущие падалью жёлуди, теперь высилась кроваво-красная горка пыли, похожая на муку мелкого помола.
Гестера, крепко зажав в руках обугленное древко лопаты, плечом захлопнула дверцу и отошла к столу.
— Обычно я храню порошок в колбе и беру его, когда он мне нужен для нектара забвения. Но сегодня…
— Сегодня мы идём кормить младенца, — нудным, ровным голосом повторил Плут, втайне радуясь, что ему удалось подавить эмоции.
— Правильно, моё золотко, — поддержала его Гестера, и её глаза блеснули из-под тяжёлых век. — Только не «мы», а «ты». — Она положила железное полотно лопаты на стол. — А теперь тащи колбу, дорогой мой, и быстренько пересыпь в неё порошок. Время решает всё! Только аккуратно! Смотри, чтобы не пропало ни крупинки!
Плут поспешил усердно выполнить задание, старался как мог, и, несмотря на все его усилия, несколько пылинок всё же упало с лопаты на влажный пол, когда он пересыпал огненную муку в сосуд. Счастье ещё, что Гестера ничего не заметила!
Когда на совке не осталось ни крупинки, Гестера поставила лопату обратно в угол. Плут, взяв колбу в руки, внимательно изучал её содержимое. Порошок был таким ярким! Казалось, он пульсировал, как живой.
— Поставь на место! — послышался окрик.
Гестера вернулась. В руках она держала горшочек. Поставив его на стол рядом с колбой, гоблинша отвернула крышку. Плут с любопытством заглянул внутрь горшочка. Там хранился светло-коричневый порошок, переливающийся даже при тусклом кухонном освещении.
— Пылефракс, — пояснила Гестера.
— Пылефракс, — эхом отозвался Плут, подавив волнение.
Он знал буквально всё об этом веществе: то, что оно добывается из штормофракса, драгоценной материи, зарождающейся только в Великую Бурю, и то, что оно такое тяжёлое, — как-то раз его использовали в качестве противовеса для падающей Санктафраксовой скалы. Пылефракс образуется естественным путём в полумраке Сумеречных Лесов, с его помощью можно очистить самую грязную воду…
— Пылефракс высшей пробы, деточка, — похвасталась Гестера. — Хранился в кладовых у шраек, в глубине Сумеречных Лесов. — Она приложила палец к губам. — У меня с ними есть договорённость… — Кухарка вручила своему рабу пинцет. — Мы теряем драгоценное время, — посетовала она. — Желудёвый порошок остывает. Посмотри — цвет тускнеет. Добавь-ка в колбу пылефракса, а потом хорошенько встряхни смесь.
— Хорошо, — промямлил Плут. Взяв пинцет двумя пальцами, он опустил его в баночку. — А сколько класть?
— На семь желудей семь щепоток пылефракса, — из другого угла кухни ответила ему Гестера.
Плут оглянулся, удивляясь, куда она исчезла. Гоблинша, пожилая достойная матрона, залезла под массивный верстак, из-под которого торчал лишь её белый колпак.
— Ну давай! — отрывисто крикнула она.
Плут повернулся к колбе, сердце у него стучало, как бешеное. Ему, наверно, грозила опасность, — иначе зачем было гоблинше прятаться под стол?
Юноша со страхом нагнулся над порошком из желудей. Держа пинцет трясущимися пальцами, он взял щепотку пылефракса и занёс инструмент над колбой. Сделав глубокий вдох, раскрыл пинцет, и блескучий порошок коричневого цвета высыпался на кроваво-красную пыль.
