Она посмотрела на него – лицо с запавшими щеками сияло в свете свечей – и поняла, что ему все это нравится. Они давно никуда не выходили, чтобы вот так поужинать вдвоем, и сейчас эта атмосфера опасности, прощупывания друг друга возбуждала, словно любовное свидание. Руфь была довольна, что в силах играть отведенную ей в этой авантюре ролы утрата частицы себя как бы высвободила в ней все остальное и придала этому остальному новую подвижность.
– Не так, – сказала она. – Может, он с ней вовсе и не разведется. У него были романы, и, скорей всего, у нее – тоже. Может, они решили, что их браку это ничуть не мешает.
Джерри не обратил внимания на то, с какой убежденностью она сказала, что у Ричарда были романы. Он мог говорить только о Салли.
– Она действительно спала раньше с другими мужчинами, но никогда прежде не была влюблена.
– С кем же она спала?
– С разными малыми. Когда Ричард ушел от нее. Я ни разу не спрашивал, спала ли она с кем-нибудь из знакомых. Странно, верно? Должно быть, я боюсь узнать – с кем.
– Ты должен спросить ее.
– Благодарю, но я уж сам как-нибудь разберусь, о чем мне говорить с Салли. Руфь спросила:
– Хочешь, я тебе в чем-то признаюсь?
– Признаешься – в чем?
– Не смотри на меня так свысока. Мне, конечно, далеко до твоей роскошной романтической истории. Но и у меня был роман.
– У тебя? Руфь, это же чудесно! С кем?
Раньше она собиралась ему сказать, но теперь поняла, что он будет над ней смеяться. Его презрение к Ричарду захлестнуло ее, и она покраснела.
– Не скажу. Это случилось некоторое время тому назад, и я порвала с тем человеком, решив, что люблю тебя, а не его. Он же никогда меня не любил.
– Ты уверена?
– Совершенно.
– Этот человек не придет к тебе, если я с тобой разведусь?
– Безусловно, нет. – Скорее всего, так и было бы, но кровь быстрее побежала у нее по жилам, словно она солгала.
– Почему ты не хочешь сказать мне, как его зовут?
– Ты можешь использовать это против меня.
– А если я обещаю, что не стану?
– Какой вес имеет слово, данное мне, когда ты любишь другую?
Он молчал с полным ртом, не в состоянии ничего вымолвить, пока не проглотит пищу.
– Вы, женщины, в общем-то, смотрите на это как на войну, верно?
– А вы как на это смотрите?
– Я смотрю как на мороку. Я люблю детей и любил тебя. И, пожалуй, в определенном смысле все еще люблю. Этот мужчина... тебе с ним было хорошо?
– Неплохо.
Джерри театрально заскрежетал зубами.
– Это удар ниже пояса. Лучше, чем со мной?
– Иначе. Он ведь был моим любовником, Джерри. А мужем быть труднее, чем любовником.
– Значит, он все-таки был лучше. Вот дерьмо! Люди устраивают иной раз сюрпризы, верно? Ты вот тоже устроила мне сюрприз. А лучше бы не устраивала. Меня это сбило с толку.
Она взглядом измерила пространство между ними, решая, не пора ли притронуться к его руке. И решила, что нет.
– Пусть это не сбивает тебя с толку, – сказала она. – То была глупая маленькая интрижка, и я рада, что все позади. Я тогда чувствовала себя такой несчастной и до сих пор благодарна тому человеку, поэтому не требуй, чтобы я выдала его. Ни тебя, ни Салли это никак не касается.
– Очень даже касается. Я ревную. Почему ты не хочешь мне его назвать?
– Если я назову, может, ты перестанешь ревновать.
Он восхищенно рассмеялся.
– Это был Попрыгунчик, да?
– Нет.
– Тогда, значит, Дэвид.
– Я не намерена играть в отгадки.
– Значит – Дэвид. Вот почему ты так враждебно относишься к Хэрриет. Значит, это он.
– Сейчас я тебе ничего не скажу. Возможно, потом. Мне необходимо подумать. Я рассказала тебе про свой роман, потому что он уже изжил себя. Романы действительно изживают себя, Джерри. Все потрясающе, чудесно, лучше быть не может, но – мимолетно, и ради Салли (забудь обо мне, если тебе так легче)... ради Салли, и твоих детей, и ее детей, и даже Ричарда – дай времени пройти, не спеши.
– А я и не спешил. Это началось ранней весной, а любил я ее уже годы. Мне не нужна была постель, чтобы полюбить ее. Хотя это тоже способствовало. Послушай, Руфь. Не пытайся сбросить эту женщину со счетов. Она не дура, и она не гадючка. Она не сказала ни одной гадости про тебя – она очень о тебе тревожится. Когда стало ясно, что мы зашли слишком далеко, она попыталась порвать, но я удержал ее. Не она, а я настаивал на продолжении отношений. Она – моя. Она всецело принадлежит мне – у нас с тобой никогда так не было. Мне трудно это объяснить, но когда я с ней, я главенствую. А когда я с тобой, мы на равных. – И он проиллюстрировал это, вытянув два длинных пальца.
Почему он устраивает ей такую пытку? Почему просто не уйдет? Почему пытается заставить ее сказать “уходи”? А она ему в этом отказывает. Отказывает своим молчанием. Если поступаешь, как мужчина, так и будь мужчиной. Смотри на вещи реально.
– Желаете кофе и десерт?
Интересно, подумала Руфь, давно ли стоит возле них официантка. Сухопарая женщина всем своим весом опиралась на спинку стула, словно хотела облегчить боль в ногах, и с выражением уставшей матери смотрела на них сверху вниз. Ее поза как бы говорила о том, что в этом их разговоре нет для нее ничего необычного.
– Только кофе, пожалуйста, – сказал Джерри, взял салфетку с колен и, сложив ее, каким-то удивительно мягким, легким жестом опустил на стол возле своего бокала: он уже облегчил душу, избавился от бремени. Но в этом бремени, которое он переложил на нее, Руфь тотчас почувствовала непонятные острые углы.
– Она прилетела в Вашингтон второй раз без твоего приглашения?
– Так точно. – По лицу его видно было, как он этим польщен. – Я умолял ее не приезжать. Ради ее же безопасности.
– Ну и сука.
Он взглянул на жену настороженно, с надеждой.
– Зачем ты так?
– Она – сука. Я всегда это считала. Какая женщина стала бы тебя так преследовать, когда у тебя трое детей.
– Да, в общем-то, она меня не преследовала. Скорее, сбежала ко мне. И вовсе она, золотко, не сука, она хорошая женщина, которая не может понять, почему она должна быть несчастной. Она совсем, как ты. Во многих отношениях совсем-совсем, как ты.
– Благодарю. По-видимому, ты считаешь это комплиментом.
– Если это комплимент, то прими его – вот мой совет.
– Я буду с ней говорить.
– Господи, зачем? – Джерри переложил салфетку по другую сторону тарелки. – Что ты ей скажешь?
