Бим-бом-динь-дон-вжик-тшик-кланги-кланг! — играл оркестр, с каждым тактом отступая все дальше от пещеры.
Дюйм за дюймом дракон выползал из своей безопасной, полной темных теней пещеры на яркий свет утреннего солнца. Он осматривал каждый нож, опасливо принюхиваясь к вертелам и ложкам, и чем дальше он полз, тем дальше отступал оркестр.
Вдруг, угрожающе ворча, дракон приподнялся на задних лапах и захлопал широкими кожистыми крыльями, расправляя их. Затем, задрав голову, несколько раз вильнул длинным змеиным хвостом, дико всхрапнул, и из его ноздрей вырвались два длиннющих «пера» черного густого дыма. С оглушительным ревом дракон разинул пасть и «выплюнул» мощный язык всепожирающего красно-оранжевого огня.
Этот дракон, огромное, великолепное и грозное животное, долгие годы мирно спал, свернувшись клубком, на груде своих сокровищ. И вот теперь кухонная утварь разбудила его. Вилки, ножи и ложки стояли прямо перед ним, соблазнительно сверкая на солнце, и играли такой чудесный танец, что дикая алчность захлестнула его душу. Он решил заполучить их всех разом.
Только бы они продолжали стоять на месте…
Закинув назад голову, дракон снова издал оглушительный рев, и мощный язык пламени лизнул пролетавший мимо эскадрон шкафов и буфетов, сильно опалив им дверцы; а один буфет, войдя в смертельный штопор, с громким треском рухнул на землю. Однако прочая мебель, похоже, и внимания на это не обратила.
Зато кухонная утварь дрожала от страха.
Бим-бом-динь-дон-кланг!
Продолжая играть, она лишь отступила от пещеры еще немного.
Дракон пригнул голову, пожирая глазами соблазнительно блестевшее столовое серебро. Блеск серебра и неслыханная веселая музыка привели его в такое возбуждение, что он едва сдерживался.
Ему страшно хотелось поскорее унести сверкавшую кухонную утварь в свою любимую сокровищницу, чтобы, став ее вечным хозяином, неторопливо перебирать вещицы одну за другой, ласково их поглаживая, чувствуя округлость столовых ложек, остроту вилок… Ему хотелось обвиться кольцом вокруг этого грохочущего серебра и стать его хранителем до конца времен…
Дракон прищурился, заметив, что посуда еще немного отступила назад. Неужели они вздумали с ним играть? Интересно! Зачем бы им затевать столь опасную игру и дразнить его?
Мускулы дракона напряглись. Хвост нервно дернулся, подняв клубы пыли. Из ноздрей повалил дым. Только так он еще мог сдерживать себя, понимая, что при первом же его броске вся эта блестящая мелюзга тут же разбежится в разные стороны, а ему в итоге достанется в лучшем случае несколько суповых ложек.
Нет, дракон был умен и смекалист. Он прижался к земле, почти касаясь ее чешуйчатым брюхом, хотя мощные задние ноги его дрожали от напряжения, и стал уползать назад, в пещеру, не сводя одного прищуренного глаза с оркестра.
Музыка на мгновение смолкла. Кухонная утварь, растерявшись, не сразу сообразила, как ей поступить. Но щипцы для сахара решительно подняли одну ручку вверх, и оркестр, следуя приказу, сделал шаг вперед.
В тот же миг, быстрый как молния, дракон подскочил, изогнувшись в воздухе, и приземлился прямо перед оркестрантами, подняв густое облако пыли. Своим огромным хвостом, как неводом, он мгновенно сгреб блестящие предметы в одну кучу, и посуда оказалась в ловушке!
По крайней мере так думал дракон. Однако уже через несколько секунд вилки и ножи принялись перепрыгивать через неожиданно возникшую перед ними преграду, вырываясь на свободу.
Группа ложечек для яиц, царапая чешую на длинном, стреловидном конце драконьего хвоста, весьма бодро через него переползла. Полдюжины половников, помогая друг другу, успешно перекатились через среднюю, довольно толстую часть хвоста, а в центре образованного драконьим хвостом круга яйцерезка, подпрыгивая на одном конце большой изогнутой вилки для жаркого, катапультировала с другого ее конца, ножи, один за другим перелетая через дракона, оказывались на свободе.
От гнева дракон взревел так громко, что содрогнулись горы. Он затопал когтистыми лапами и щелкнул в воздухе огромным хвостом, расшвыряв в разные стороны остатки беспомощно повисшей на его чешуе посуды. Прочие же оркестранты, не теряя времени даром, бросились бежать.
Гонимые страстным желанием спастись, они мчались по пыльной горной равнине с поистине завидной скоростью. Дракон так и застыл на месте с разинутой пастью, а опомнившись, послал вслед беглецам огромный язык яркого ревущего пламени, которое сильно опалило землю и несколько отставших десертных ложек, тут же почерневших. Однако никто из оркестрантов и не подумал остановиться.
Кухонные предметы, разбросанные ударом драконьего хвоста в разные стороны, быстро собрались вместе, построились и гуськом ринулись вниз по тропе, извивавшейся меж огромными валунами.
А дракон по-прежнему пребывал в полном недоумении. Только что, как ему казалось, он поймал самую замечательную на свете коллекцию столового серебра и хотел прибавить ее к прочим своим сверкающим сокровищам, хранившимся в пещере, однако уже в следующее мгновение от коллекции не осталось и следа!
Подняв тучу пыли, выдыхая черный дым и сверкая стальными когтями, дракон взмахнул крыльями и бросился в погоню за убегавшими ложками, вилками и ножами. Сдаваться он не собирался! Нет, ни за что!
И охота началась.
Рогатый Барон стоял на смотровой площадке замка и смотрел далеко за горы. В пятый раз за последние пять минут он глянул на свои большие золотые карманные часы и сокрушенно покачал головой.
— Десять минут третьего, и по-прежнему никого! — пробормотал он. — Что же, в самом деле, могло с ними случиться? Сперва вся кухонная утварь сбежала, а теперь еще это… Бал в саду без Главного волшебника? Но это же невозможно! Ингрид никогда мне этого не простит! Ну где же он? — стонал барон. — Где?
— Он здесь, — сказал Бенсон.
— Волшебник? — весь трепеща от радости, обернулся к нему барон.
— Нет, — ласково улыбнулся Бенсон. — Сахарный хворост, который ты, господин мой, уронил, а я поднял. — И гоблин протянул барону сладкую «веточку».
— Ах, это… — разочарованно протянул барон.
— Понравился ли хворост баронессе? — весьма заинтересованно спросил Бенсон.
— Не очень, — сказал Рогатый Барон, морщась и вытирая о штаны руку, испачканную сладким.
— УОЛТЕР! — голос Ингрид прорвался сквозь полдневное солнечное марево, точно порыв ледяного северного ветра. Рогатый Барон вздрогнул.
— Щипцы для сахара — это пустяк. В данный момент мне более всего необходим волшебник. ЛЮБОЙ! — нервно прошипел барон Бенсону. — Да, мой ангел? — крикнул он жене. — Ты что-то хотела?
— Нечего называть меня «ангелом», жалкое ничтожество! — разнеслось по всему замку. — Ты — не Рогатый Барон, а совершенно бесполезный, никчемный чурбан!
— Я? — удивленно спросил Рогатый Барон, — Но почему?
