Вдрут налетел резкий порыв ветра, и ложечка вся задрожала. Пернатая мышь крепче сжала когти, но, увы, слишком поздно: ложечка уже выскользнула из ее лап и падала, падала, падала…
Тинкль-клинк! Она наконец приземлилась. Потом с легким вздохом встала и оказалась прямо перед воротами замка Рогатого Барона! Дрожа от дурных предчувствий, ложечка бросилась вперед. За ворота, по гравийной дорожке…
Никого! Все исчезли! Чайная ложечка печально и устало вздохнула. И все же они определенно здесь были! В этом-то она, по крайней мере, совершенно не сомневалась. Ложечка повернулась, прислушалась… Да-да, вон там… Стараясь держаться в тени, она поскакала назад к воротам замка и дальше — на пыльные просторы высокогорья.
Звуки бала, продолжавшегося в саду, постепенно замерли вдали. Поднялся ветер, солнце садилось. Все ближе был вулкан Маунт-Бум. Вулкан пыхтел, свистел и временами взрывался своим оглушительным «Бум-м!»
Чуть впереди на дороге ложечка заметила еще четырех путников: людоеда, на голове которого сидел волнистый попугайчик, юного героя-воителя, пристроившегося у того же людоеда на плече, и собаку. Ложечка задрожала, ибо в памяти ее шевельнулось некое приятное воспоминание; прикосновение теплых пальцев, уют темного кармана… Да, это был тот самый юный герой, который тогда отыскал ее, отставшую от остальных…
Ложечка тихо звякнула — тинкль-тиякль — и, собрав последние силы, поспешила за ним.
5
Четкий силуэт дракона возник на фоне закатного неба. Дракон камнем упал вниз и приземлился у самого входа в пещеру, швырнув тяжелый узел на землю и, если можно так выразиться, вытер пот со лба. В узле что-то звякнуло, но дракон на него даже ке взглянул и преспокойно уселся отдыхать.
Над головой у него упорно кружилась пернатая мышь. Дракон поднял чешуйчатую башку и одним узким языком пламени опалил назойливой нахалке хвост. Мышь, пронзительно вереща, тут же метнулась прочь, а дракон на всякий случай осмотрел небо и искореженную бесплодную землю окрест — вдруг объявятся еще какие-нибудь непрошеные гости.
Таковых пока не было.
И все же безопасность никогда не бывает излишней! А потому дракон схватил огромный дребезжащий узел когтистыми передними лапами и поволок его поглубже в пещеру. Он довольно долго полз на брюхе по низкому длинному туннелю и наконец оказался на месте.
Здесь было тепло, дымно и пахло серой. Слабое красноватое свечение лавы, бушующей в недрах горы, проникало сквозь трещины в высоких сводчатых стенах. Поблескивая в этом неярком свете, высилась огромная груда сокровищ. Дракон даже замурлыкал от удовольствия, завидев ее, и, подойдя поближе, нежно потерся о некоторые особо любимые предметы.
Чего только не было в его сокровищнице: золоченые шлемы и ржавые краны от бочек с вином, украшенные самоцветами царские короны, рыцарские мечи, бронзовые соусники, деревянные щиты с изображениями каких-то древних богов или героев, множество самых различных орденов и медалей, кольца и браслеты, кровати с балдахинами, драгоценные тиары и пустые жестяные банки! А чуть дальше, у стены и совершенно отдельно от остальных предметов стояла золотая волшебная арфа и тихо плакала.
Приглушенный металлический лязг, доносившийся из узла, стал громче, и тогда одним движением длинного когтя дракон прорвал ткань бывшего Павильона Очарования, и кухонная утварь так и посыпалась на каменный пол.
Глаза дракона заблестели от удовольствия при виде столовых приборов, которые, точно стадо на лугу, разбрелись по пещере. Прекрасные ножи, великолепные горделивые вилки, прелестные чайные ложечки… и самое лучшее — серебряная яйцерезка! Вдруг из мешка полетели вертела и терки, формочки для вафельных трубочек и шипцы для сахара, а потом, весь утыканный серебряными зубочистками и мелкими вилками, безнадежно запутавшимися в его густой бороде и шевелюре, оттуда вывалился… волшебник!
Глаза дракона угрожающе сузились. Он погладил себя по бурчащему от голода животу и, откинув назад чешуйчатую голову, рявкнул:
— Ар-р-р-ра-ргх!
— …никогда ведь не знаешь, — говорил между тем Джо. — Может, он просто поиграет с ним, как Генри со своим резиновым мячиком, и отпустит…
— Он его съест, — твердо заявила Вероника.
— Ну, наверняка ты этого знать не можешь, — возразил Джо.
— Скорее всего, — сказала она. — Он же голоден, как волк, после такого длительного перелета! Так что слегка поджаренный волшебник послужит ему отличным ужином…
— Не говори так, Вероника! — слабо сопротивлялся Джо.
— Хотя он, возможно, настолько голоден, что сожрет его и сырым…
— Вероника! Заткнись!
Вероника обиженно пожала плечами:
— Ты же сам просил рассказать!
— Да, но… Ой, я падаю!..
— Прости! — донесся до них голос Норберта, которого в очередной раз занесло на дороге. — Такие ужасные рытвины!
— Не извиняйся, Норберт, — сказал Джо. — Ты и так на редкость умело управляешься с этими чертовыми сапогами! Я думаю, мы мгновенно туда домчимся. — Он гневно посмотрел на попугаиху. — Вот мы с Норбертом, например, от Рэндальфа не отказались! А ты, Вероника, его лучший друг…
— Я просто считаю, что всегда следует готовиться к худшему, — спокойно молвила Вероника.
Норберт издал сдавленное рыдание.
— Ты только зря Норберта расстраиваешь! — укоризненно сказал Веронике Джо. Сам он старался вести себя по возможности бодро. — Ты лучше помолчи и перестань говорить о том, насколько безнадежен наш план. Тогда я, может быть, сумею сосредоточиться и придумать что-нибудь получше…
— В общем-то ты прав, — погрустнела Вероника. — Прости меня! Но скажи, как именно ты собираешься сразить проклятого дракона?
— СРАЗИТЬ? — переспросил Джо и поскреб в затылке. — Я рассчитываю на то, что мы с ним сумеем ДОГОВОРИТЬСЯ. Заключить сделку. Или обмен. Мне кажется, я сумею привести разумные доводы, и…
— Разумные доводы? Дракону? Не смеши меня! Уверяю тебя, если Рэндальфу не удастся улизнуть — а это и есть наипервейшее условие его спасения, — он пропал! Дракон только раз дохнет, и наш дорогой волшебник превратится в головешку!
И, заглушая шум крылатых сапог Норберта, до них донесся отдаленный рев.
— Слышал? — спросила Вероника.
— Что? — не понял Норберт.
А Джо, помрачнев, заторопил людоеда:
— Быстрей, Норберт! Быстрей!
Чайная ложка, то падая в глубокие; как ямы, следы Норберта, то бодро подскакивая по относительно ровной поверхности, давно уже покрылась пылыо, совершенно утратив свой былой блеск; особенно сильно пыль въелась в прихотливый узор на ручке.
