Мод уходить даже и не собиралась.
— Я все еще до конца не осознал, что это ты… — вздохнул Рогатый Барон; лицо его посерьезнело. — Ведь прошло столько лет…
— Я понимаю, — грустно кивнула Маки Мауд.
— Ах, Фифи! — воскликнул барон и схватил ее за руку. — Как я мог так глупо поступить?
Она покачала головой.
— Такова злодейка-судьба, Уолтер: это она не позволила сбыться нашему счастью. Но, действительно, ты был богат и знатен, ты владел всей Чвокой Шмарью… — Мод помолчала. — А я… всего лишь юная троллиха с Бедного Конца…
— Но Фифи, ведь у тебя всегда были такие грандиозные планы! Что же с тобой случилось? Ведь когда-то ты утверждала, что не будешь знать покоя, пока не заработаешь кучу денег на свекольном рынке! Куда же делись твои честолюбивые мечты, Фифи?
— Ах, Уолтер! Я старалась, поверь! — грустно воскликнула Маки Мауд. — Столько сил вложила! Но в конце концов все-таки сдалась. Видимо, у меня не те задатки, которые требуются для свекольного бизнеса.
— Но, Фифи…
— Ты ведь понятия не имеешь, каково это — сунуть голову в пасть свекольным воротилам! — продолжала она. — Там же друг другу запросто глотки режут! Между торговцами бесконечные свары, соперничество, подлое и постоянное давление друг на друга… В общем, такого града ударов со всех сторон выдержать просто невозможно! Мало того! Растения в полях вдруг начинают болеть, гниют на корню! Или на них нападают неведомые паразиты, на корнеплодах появляются язвы… А уж пурпурный свекольный долгоносик приносит столько горя…
— Пурпурный свекольный долгоносик? — удивленно переспросил Рогатый Барон.
— Ах, не будем даже упоминать об этой пакости! — Маки Мауд тяжко вздохнула. — Все теперь в прошлом… Когда я наконец призналась себе, что ничего в свекольном бизнесе мне не добиться, то решила перебраться в Гоблинтаун и попробовать начать новую жизнь. Так я стала печь пироги с драченой и никогда больше не оглядывалась назад.
С противоположной стороны стола доносилось тихое бульканье — это Бенсон крепко спал, уронив физиономию в миску. Рогатый Барон фыркнул:
— Я же предупреждал его: не заказывай третий «сюрприз с прогорклым маслом» подряд!
— Разумеется, мне пришлось сменить имя, — продолжала Маки Мауд. — Ведь если бы стало известно мое настоящее имя, мне не миновать кошмарного скандала; да я никогда больше не посмела бы и нос сунуть на Мост Троллей! Так родилась Маки Мауд.
— Для меня ты всегда будешь Фифи! — промолвил Рогатый Барон, нежно сжимая ее руку и печально качая головой. Его терзали мысли о том, как ДОЛЖНА была пройти его жизнь и как она СЛОЖИЛАСЬ. Барон даже застонал. — Но, Фифи! — вдруг встрепенулся он. — Почему же ты не пришла ко мне?
Маки Мауд фыркнула.
— А ты посмотри с моей колокольни: Рогатый Барон, правитель Чвокой Шмари, и простая певичка из жалкого заведения, которое славится пирожками с драченой! Нет, дорогой, у нас никогда бы ничего не вышло! И мы оба прекрасно это понимали! — Ее глаза наполнились слезами. — А теперь, увы, слишком поздно! — И слезы градом покатились по ее щекам.
— Нет, не поздно! — с нежной горячностью заявил Рогатый Барон. — На задах замка у нас есть небольшой огородик, где вполне можно выращивать турнепс! Я увезу тебя отсюда! И мы сможем все начать сначала…
— Ах, Рогатенький, — вздохнула Мод. — Сможем ли? Осмелимся ли? Пустые мечты!
— Эти мечты мы вдвоем непременно превратим в действительность! — не сдавался Рогатый Барон. Он огляделся и окликнул слуту: — Эй, Бенсон!
Тот испуганно вздрогнул, поднял голову, тупо посмотрел на хозяина и стал поспешно вытирать с физиономии следы вчерашних пирогов с драченой.
— Да, господин мой, я слышу, — сонным голосом пробормотал он.
— Мы уходим, Бенсон, — сказал Рогатый Барон. — Возьми плащ Маки Мауд… — Он повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. Оба улыбнулись, и барон быстро поправился: — Возьми плащ мисс Фифи, Бенсон.
Бенсон ошалело посмотрел на него:
— Но, господин мой…
— Никаких «но», Бенсон! — рявкнул Рогатый Барон. — Делай, что тебе велено!
7
— Поставь чайник на огонь! Мама, ты меня не тронь! Твои глазки хороши, все смеются от души… Вот луна, как бабуин… — громко и внятно проговорил Норберт.
Рэндальф резко обернулся и в ужасе уставился на людоеда.
— Норберт! — воскликнул он. — Неужели ты напился воды… Ты ведь не пил из ручья?
— По-моему, ты вскоре убедишься, что именно это он и сделал, — вздохнула Вероника.
— Кусочки восьми скорее возьми! — сказал Норберт, сам себе, казалось, удивляясь. — Кусочки восьми… девяти… десяти… нам долго, нам долго, нам долго идти! О вы, зеленые бутылки, что через холл бежите из столовой!..
— Значит, ты все-таки пил из ручья, верно? — И Рэндальф сокрушенно покачал головой. — Ты пил из говорящего ручья!
Норберт печально кивнул.
— А ведь я специально несколько раз повторил тебе: ни в коем случае не пей из ручья! — Рэндальф горестно вздохнул. — Только болтающего всякую бессмыслицу людоеда нам сейчас и не хватало!
— Пирожки из глины делают палочкой длинной… Я… Прости меня, господин мой, — сказал расстроенный Норберт, — но мне ужасно хотелось пить!.. Пятница долго катится, А вторника дитя пирожные лопает шутя… — Он поморщился, шлепнул себя рукой по губам; взгляд у него был тоскливый.
— Не расстраивайся, — утешила его Бренда. — Это постепенно пройдет.
— Но когда? — пробормотал Норберт. — Какой кисель кислый! Какие красивые калоши!
— Все пройдет, когда природа тебя позовет! — весело сказала Бренда и шлепнула людоеда пониже спины.
Джо захихикал.
Норберт убрал руки ото рта и нахмурился.
— Ты хочешь сказать, когда я… увижу… как маленький… маленький… маленький береговичок пробежит сквозь…
— Именно это она и хочет сказать, Норберт, — подтвердил Рэндальф, — и я был бы весьма тебе благодарен, если бы ты какое-то время помолчал. Спокойствие и молчание — вот основные условия успешного похода. Ты ведь хочешь, чтобы наш поход прошел успешно, не правда ли?
— Угум-м-м. — И Норберт, глядя честными глазами, молча закивал и снова плотно прижал руки к губам.
— В таком случае, идем дальше! Ты, Бренда, возглавишь отряд! — распорядился Рэндальф.
Стараясь держаться как можно ближе друг к другу, бесстрашные путешественники продвигались сквозь чащу Эльфийского Леса так быстро, как позволяли им силы — хотя Рэндальф вынужден был останавливаться все чаще и чаще. Отдуваясь и пыхтя, толстый волшебник присаживался отдохнуть чуть ли не на каждый пень, и только Бренда могла заставить его немедленно встать и идти дальше.
