Книга Сто лет одиночества, страница 27. Автор книги Габриэль Гарсиа Маркес

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сто лет одиночества»

Cтраница 27

— Полковник Грегорио Стевенсон.

Он принес плохие вести. По его словам, последние очаги сопротивления либералов были подавлены. Полковник Аурелиано Буэндия, который с боями отступал от Риоачи, поручил ему переговорить с Аркадио. Макондо следует сдать без сопротивления, выдвинув одно условие: противник — под честное слово — должен сохранить жизнь либералам и их имущество. Аркадио с жалостью смотрел на этого странного посланца, выглядевшего точь-в-точь как старуха-беженка.

— У вас, конечно, есть какое-нибудь письменное послание ко мне, — сказал он.

— Конечно, — ответил нарочный, — у меня его нет. Нетрудно понять, что при нынешних обстоятельствах нельзя брать с собой ничего такого.

Между тем он вытащил из лифа и положил на стол золотую рыбку. «Думаю, этого достаточно», — сказал он. Аркадио убедился, что это действительно была одна из рыбок, сделанных полковником Аурелиано Буэндией. Но кто-нибудь мог купить ее еще до войны или украсть, и потому рыбка не может служить в качестве пропуска. Гонец для удостоверения личности пошел даже на то, чтобы выдать военную тайну. Он сообщил, что ему поручено добраться до Кюрасао, где надо завербовать беженцев из стран всего Карибского бассейна и приобрести оружие и боеприпасы, чтобы в конце года осуществить вооруженное нападение с моря. Веря в успех высадки, полковник Аурелиано Буэндия полагает, что в данное время нельзя приносить ненужные жертвы. Но Аркадио был непреклонен. Он велел посадить гонца в тюрьму до выяснения обстоятельств и решил защищать городок до последнего солдата.

Долго ожидать не пришлось. Донесения о поражениях либералов становились все более частыми и подробными. К концу марта одним нежданно дождливым утром напряженное спокойствие предыдущих недель вдруг взорвалось трубным сигналом тревоги, а затем — пушечным выстрелом, которым была снесена церковная колокольня. По правде сказать, желание Аркадио сопротивляться выглядело сущим безумием. Под командой у него было около пятидесяти плохо вооруженных парней, имевших не более двадцати патронов на каждого. Среди них, однако, имелись его бывшие ученики, распаленные громкими лозунгами, готовые пожертвовать жизнью во имя пропащего дела. В топоте солдатских сапог, в грохоте пушечных залпов, в сумятице противоречивых приказов, среди бестолковой ружейной пальбы и бессмысленных трубных сигналов так называемый полковник Стевенсон с трудом отыскал Аркадио. «Не дайте мне умереть позорной смертью в колоде, да еще в этих женских тряпках, — сказал он. — Если умирать, так умирать в бою». Его слова подействовали. Аркадио распорядился, чтобы ему выдали ружье с двадцатью патронами и поставили с пятью солдатами защищать казарму, а сам он со своим главным штабом вознамерился руководить всей обороной. Ему, однако, не удалось добраться до дороги из Макондо в низину. Баррикады были разрушены, и защитники сражались с атакующими на улицах — сначала расходуя ружейные патроны, потом разряжая револьверы и, наконец, схватившись врукопашную. Хотя поражение было неминуемо, некоторые женщины, вооружившись палками и кухонными ножами, бросились на улицу. В этой сутолоке Аркадио натолкнулся на Амаранту, которая искала его, озираясь как сумасшедшая, в одной ночной рубашке, с двумя старыми пистолетами Хосе Аркадио Буэндии. Он отдал свою винтовку офицеру, который в стычке лишился оружия, и нырнул с Амарантой в боковую улочку, чтобы доставить ее домой. Урсула ждала в дверях, не замечая снарядов, которые пробили брешь в фасаде соседнего дома. Ливень стихал, но дороги были скользкими и вязкими, как размякшее мыло, и за десять шагов впереди разливалась темень. Аркадио толкнул Амаранту к Урсуле и хотел пальнуть в двух солдат, которые не целясь открыли огонь из-за угла. Но дедовские пистолеты, лежавшие многие годы в шкафу, дали осечку. Заслоняя Аркадио своим телом, Урсула принуждала его отходить к двери.

— Да иди же, ради Бога! — кричала она. — Хватит глупостей!

Солдаты взяли их на мушку.

— Отойдите от него, сеньора! — гаркнул один из них. — Или мы не отвечаем!

Аркадио оттолкнул Урсулу и сдался. Вскоре затихла ружейная пальба. Сопротивление длилось менее часа. Люди Аркадио, все до одного, погибли, пытаясь сдержать натиск трехсот солдат. Последним оплотом стала казарма. Перед боем новоявленный полковник Грегорио Стевенсон отпустил на свободу всех заключенных и приказал своим людям встретить неприятеля на улице. Сам он так быстро шнырял от одного окна к другому и так метко расстрелял все свои двадцать патронов, что создалось впечатление, будто казарма сильно укреплена, и нападающие разнесли ее вдребезги пушечными залпами. Капитан, руководивший операцией, очень удивился, увидев безлюдные развалины и лишь одного мертвеца в подштанниках с винтовкой без патрона, зажатой в его оторванной руке, которая валялась рядом. Его густая женская шевелюра была скручена в узел и подколота гребешком на затылке, а на шее висела ладанка с золотой рыбкой. Перевернув труп носком сапога, чтобы разглядеть лицо, капитан застыл в изумлении. «Паскуда!» — вырвалось у него. Подошли другие офицеры.

— Глядите, куда его занесло, — сказал капитан. — Это Грегорио Стевенсон.

На рассвете по приговору военного трибунала Аркадио был расстрелян у кладбищенской стены. В последние два часа жизни он никак не мог понять, почему исчез страх, мучивший его с детства. Бесстрастно, даже не стараясь выказывать свое неизвестно откуда взявшееся мужество, он выслушивал бесчисленные пункты обвинения. Он думал об Урсуле, которая в этот час, наверное, пьет кофе с Хосе Аркадио Буэндией под каштаном. Думал о своей восьмимесячной дочери, еще не получившей имени, и о ребенке, который родится в августе. Думал о Санта Софии де ла Пьедад, которая вчера вечером коптила оленину к субботнему обеду, и затосковал по ее волосам, ниспадавшим на плечи, и по ресницам, будто приклеенным. Он думал о людях без всякой сентиментальности, беспощадно подводя итоги своей жизни, начиная понимать, что в действительности очень любит тех, кого так сильно ненавидел. Представитель трибунала произносил заключительную речь, и только тогда Аркадио сообразил, что прошло уже два часа. «Даже если бы все пункты обвинения не были подтверждены более чем достаточными уликами, — говорил председатель, — неоправданное, преступное безрассудство, проявленное обвиняемым, который послан своих подчиненных на верную гибель, заслуживает того, чтобы ему был вынесен смертный приговор». На обломках этой школы, где впервые к нему пришла уверенность в своей власти, и за несколько метров от места, где он испытал неуверенность в любви, Аркадио показались забавными эти формальности, нужные для смерти. В общем-то ему была нужна не смерть, а жизнь, и поэтому, когда зачитали приговор, он ощутил не страх, а тоску. Он молчал, пока его не спросили, какова его последняя воля.

— Скажите моей жене, — ответил он недрогнувшим голосом, — пусть девочку назовут Урсулой. — Помолчав секунду, подтвердил: — Урсулой, как бабушку. Скажите ей еще, что если родится мальчик, пусть назовут Хосе Аркадио, но не по дяде, а по деду.

Перед тем как его поставили к стене, падре Никанор предложил ему отпустить грехи. «Мне не в чем каяться», — сказал Аркадио, выпил чашку черного кофе и пошел с расстрельной командой к кладбищу. Начальник команды, специалист по казням, носил имя, вполне соответствующее его должности, — капитан Роке Мясник. По дороге, под упорно моросящим дождиком, Аркадио заметил, как на горизонте разгорается солнечный четверг. Тоска рассеялась вместе с утренним туманом, и осталось только непомерное любопытство. Когда ему велели встать спиной к стене, Аркадио увидел Ребеку, которая — с мокрыми волосами и в розовом цветастом платье — распахивала настежь окна и двери в доме. Он весь напрягся, привлекая ее внимание. Ребека случайно взглянула в сторону стены и обомлела, и едва смогла махнуть рукой, послав Аркадио прощальный привет. Аркадио тоже махнул ей рукой. В этот миг на него нацелились обожженные порохом дула винтовок, и он услышал каждое слово из энциклик Мелькиадеса, и уловил каждый боязливый шаг Санта Софии де ла Пьедад, девы, в классной комнате, и ощутил, что его нос становится ледяным и твердым, как — он это всегда помнил — белые каменные ноздри мертвой Ремедиос. «Ох, черт, — промелькнуло у него в голове, — забыл сказать: если родится девочка, чтоб назвали Ремедиос». И тут огромной когтистой лапой его сердце рванул тот страх, который терзал всю жизнь. Капитан дал команду: «Пли!» Аркадио едва успел выпятить грудь и вскинуть голову, не понимая, откуда льет горячая струя, обжигающая ляжки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация