Клирик низко склонил голову, а призрак поднял мертвое лицо вверх, словно над ним высилось небо, а не давили много миль земли. Губы шевелились, произнося неслышимую молитву. Застывшие руки поднялись и описали круг вперед, согнулись в локтях. Ладони, сложенные в подобии ритуального жеста, с плотно прижатыми пальцами, сомкнулись на плечах у Клирика. Охотники молча наблюдали, как их товарищ поднялся — серебряная фигура в обрамлении черного ореола…
Теперь даже Капитан отпрянул.
Придерживая с обеих сторон Покваса, Ксонгис и Галиан вместе с Мимарой и волшебником отошли назад. Сарл смеялся, как ребенок на балаганном представлении, показывал желтые зубы. Конджер рывком отвел его в сторону.
Нелюдской король держал перед собой Клирика, словно куклу, словно чашу, которую боялся пролить. Он сделал шаг вперед — внутрь…
Неистовый спазм, как при первом вдохе. Руки взлетели, застыли, как жестко натянутые веревки. Все тело Клирика выгнулось назад, словно тетива. Вдруг показалось, что кто-то из нелюдей — из плоти, а другой — из стекла. Обнаженные руки под доспехами, нимилевые пластины под плетеной позолоченной кольчугой. Лицо короля вытянулось, исказилось в исступленном бреду, в слепой ярости.
На секунду отряд заметил плывущий в воздухе знак, зловещую печать ада…
Суриллическая Точка погасла.
— Мне кажется, — пророкотал сквозь порывы завывающей черноты голос Клирика, — что я Бог.
Шкуродеры кричали. Мимара услышала собственный всхлип.
Ахкеймион в тревоге бормотал какие-то тайные заклинания. Свет, шедший от его глаз и рта, ярко высвечивал лицо Сомы на фоне казавшейся еще более густой темноты.
Новый свет вспыхнул, как звезда, на бесконечно долгое, повисшее в воздухе мгновение и разгорелся режущим глаза блеском. Иной чертог. По стенам все так же поднимались ярусы, теряясь в тени, клетки с бронзовыми прутьями висели в ряд, как куколки причудливого насекомого, — все как раньше. Но в каждой металось обезумевшее страдание, простирались наружу руки, цеплялись за металл ладони, вспыхивали полукругом зубов вопящие рты, — тысячи картин муки, тысячи душ, слившихся в безумную дымящуюся пелену. Глаза, глаза повсюду, одни громоздились на другие, заслоняли друг друга. Пятна израненной кожи.
Тысячи и тысячи эмвама кричали, навечно похороненные здесь, навечно отгороженные от своего родного солнца. Целая эпоха страданий сжалась в единый вопль…
Вместе с ними кричала Мимара.
Клирик приблизился к присмиревшим охотникам, плывя в вертикальном черном пятне, словно в капле дегтя, пролитой на невидимую воду. Его лицо и руки утонули в дряхлых чертах нелюдского короля.
— Голод, — стенал голос, разносясь по всему основанию горы, — голод гложет меня… раскалывает, как истлевший камень.
Ахкеймион надрывался так, что капельки слюны забрызгали его спутанную бороду. Хотя Мимара стояла рядом, ей был слышен только вопль миллионов глоток.
Невзирая на слабость, волшебник с силой дернул ее назад, подальше от приближающегося морока.
— Как же так? — стенал голос сквозь все корни мира. — Как может Бог быть голоден?
Над головой у них взлетели из земли фонтаны расплавленного камня, выплевывая струи оранжевого, золотого и зловеще багрового цветов. Один из охотников растворился в воздухе. Рядом с Мимарой упала рука, невредимая ладонь с предплечьем, сожженным до обугленной головешки. Лорд Косотер, который до этого адского наваждения упрямо не сходил с места, наконец, развернулся и побежал.
Весь отряд, вернее его остатки, бросился прочь.
Нечеловеческий смех. Она уже достаточно слыхала его, чтобы узнавать этот особенный звук, вначале глубокий и заливистый, с призвуками, уводящими в пучины мерзостей, недоступных человеческому пониманию.
Нечеловеческий смех, идущий из легких самой горы.
Бежали через скелет дракона, навстречу нарастающему ветру, и казалось чудом, что они в состоянии продраться сквозь него, что их не сдувает с ног и не несет по земле, как тряпки, назад, в тот ужас, что восставал у них за спиной.
Они ползком пробрались в другой коридор. Холод пронзал их, от него ныла каждая косточка. Карабкались навстречу ветру, не слыша его завывания.
Обреченные взывали к ним, стеная от голода, который выкручивает внутренности, душит, множит и без того невыносимые страдания…
Изнемогает от желания накинуться на новых жертв.
Оно вошло в коридор вслед за ними. Он вошел.
Тварь из Горы. Король Нелюдей.
Мимара как глиняный кувшин, внутренности полощутся, как створожившееся молоко. Достаточно будет одной трещины, и она расколется надвое, расплещет свое содержимое по полу. Мимара была на грани обморока. Она почувствовала это, когда попыталась позвать за собой волшебника. Остальные уже ушли вперед, так что до них уже едва доставал свет Суриллической Точки.
Все ушли, даже Сома.
Душа искала силы в некой внутренней молитве самой себе: Мимара, взывающая к Мимаре, — и вдруг она почувствовала действие порошка, который раздал им Клирик — квирри. Как будто нащупала ногами в воде устойчивые камешки.
— Давай! Ну же! — кричала она на волшебника.
Но ветер срывал слова с ее губ, словно листья с осенних ветвей.
Адское завывание растоптало их в прах.
Они перешли границу, за которой кончался выщербленный камень, тонущий во мраке, и начинался ровный пол. Но легче идти не стало. Ветер измучил Ахкеймиона до полного бессилия. Она буквально тащила его. И видела, видела, как вскипает по ту сторону черноты, приближается к ним бездна преисподней.
Старик что-то крикнул. Она не слышала звука, но знала, что именно он кричит…
«Оставь меня».
«Оставь меня. Дочка, брось, прошу тебя…»
Она не слушалась.
Странный древний гость… Что же он такое?
Почему она должна тягаться с исчадиями ада?
Теперь она тащила его за руку, рыдая навзрыд. Ахкеймион лежал на спине, и она волочила его вперед, методичными рывками, зная, что все уже бесполезно.
Заклинание она услышала, только когда оно с оглушительным треском отшвырнуло ветер назад и ударило ей в спину, так что она упала на колени. Колдовской напев не могли заглушить заполонившие все вокруг хлопание ветра и грохот…
Рушится все. Валятся вниз комья земли. Гора сжимается и оседает.
Ветер кончился.
В тумане висит свет.
В ушах звенит. Всплывает звук…
Кашель. Кашляет старик. Она видела его силуэт, проступающий сквозь пыль. Потрепанная старая тень.
— Надо двигаться дальше, — сказал сдавленный голос. — Я не уверен, что это его остановит.
