– Заткнись, я сказал!
– Ты мне веришь? – снова спросил Келлхус.
Серве всхлипывала, стараясь сдержать рыдания.
«Столько горя».
– Я тебе верю, – сказал Найюр и внезапно отвел взгляд. Вместо этого он уставился на Серве.
Келлхус уже знал, что он именно это и ответит, но одно дело – знать, другое – услышать признание.
Однако когда скюльвенд снова посмотрел на него, в его глазах горела все та же прежняя ярость, ярость почти физически ощутимая. Келлхус и раньше об этом подумывал, но теперь он знал совершенно точно: этот скюльвенд сумасшедший.
– Я верю, что ты думаешь, будто я нужен тебе, дунианин. Пока что.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Келлхус, искренне озадаченный. «Он делается все более странным и непредсказуемым».
– Ты планируешь присоединиться к этому Священному воинству. Использовать его, чтобы вместе с ним прийти в Шайме.
– Другого пути я не вижу.
– Но что бы ты там ни говорил о том, как я тебе нужен, – продолжал Найюр, – ты забываешь, что я в глазах айнрити язычник, ничем не лучше тех фаним, которых они надеются уничтожить.
– Тогда ты больше не язычник.
– А кто же, обращенный, что ли? – недоверчиво хмыкнул Найюр.
– Нет. Человек, пробудившийся от варварства. Человек, выживший в битве при Кийуте, который утратил веру в обычаи своих сородичей. Помни: айнрити, как и все народы, именно себя считают избранными, вершиной того, какими надлежит быть правильным людям. Лжи, которая льстит этому представлению, почти всегда верят.
Келлхус видел, что обширность его знания пугает скюльвенда. Этот человек пытался укрепить свое положение, ничего не говоря ему о Трех Морях. Келлхус проследил выводы, которые заставили скюльвенда нахмуриться, увидел, как тот взглянул на Серве… Однако их ждало много более насущных дел.
– Нансурцам нет дела до этих баек, – возразил Найюр. – Им достаточно будет шрамов на моих руках.
Келлхус не понимал, откуда такое сопротивление. Не ужели этот человек не хочет найти и убить Моэнгхуса?
«Возможно ли, чтобы он до сих пор оставался для меня загадкой?»
Келлхус кивнул, но кивнул таким образом, словно, принимая возражение, тут же его отметал.
– Серве говорит, в империи собираются народы со всех Трех Морей. Мы присоединимся к ним и не станем иметь дела с нансурцами.
– Может быть… – медленно ответил Найюр. – Если сумеем незамеченными добраться до Момемна.
Но тут же покачал головой.
– Нет. Скюльвенды не бродят по империи просто так. Один мой вид вызовет слишком много вопросов, слишком много ненависти. Ты просто не представляешь, дунианин, как они нас презирают и ненавидят.
Да, это отчаяние, сомнений быть не может. Келлхус осознал, что какая-то часть этого человека утратила надежду отыскать Моэнгхуса. Как он мог этого не заметить?
Но куда важнее был вопрос, правду ли говорит скюльвенд. Быть может, пересечь империю в обществе Найюра действительно невозможно? Если так, то придется…
Нет. Все зависит от того, насколько ты владеешь обстоятельствами. Он не просто присоединится к Священному воинству – он захватит его, станет управлять им, как своим орудием. Но как и с любым новым оружием, тут требуются наставления, обучение. И шанс найти другого человека, обладающего таким же опытом и прозорливостью, как Найюр урс Скиоата, практически равны нулю. «Его называют самым свирепым из людей…»
Этот человек знает слишком много – но Келлхус знает недостаточно, по крайней мере пока. Сколь бы опасен ни был путь через империю, дело стоит того, чтобы его предпринять. Если трудности окажутся непреодолимы, еще не поздно будет все переиначить.
– Если тебя спросят, – ответил Келлхус, – расскажи про битву при Кийуте. Те немногие утемоты, что пережиги битву с Икуреем Конфасом, уничтожены соседями. Ты – последний из своего племени. Обездоленный человек, изгнанный из своей страны горем и несчастьями.
– А ты кем будешь, дунианин?
Келлхус провел немало часов, борясь с этим вопросом.
– А я буду причиной того, почему ты присоединился к Священному воинству. Я буду князем, которого ты повстречал по пути на юг через свои утраченные земли. Князем с другого конца мира, которому приснился Шайме. Люди Трех Морей об Атритау практически ничего не знают, слышали только, что он пережил их мифический Армагеддон. Мы явимся к ним из тьмы, скюльвенд. Мы будем теми, за кого себя выдадим.
– Князем… – недоверчиво повторил Найюр. – Откуда?
– Князем Атритау, которого ты встретил, блуждая по северным пустошам.
Найюр теперь понял и даже оценил проложенный для него путь, но Келлхус знал, что в душе у скюльвенда все еще бушуют сомнения. Много ли способен вынести этот человек ради того, чтобы увидеть, как будет отомщена смерть его отца?
Вождь утемотов вытер губы и нос голым предплечьем. Сплюнул кровью.
– Князь пустоты, – сказал он.
В утреннем свете Келлхус смотрел, как скюльвенд подъехал к шесту. На шесте торчал череп, все еще обтянутый кожей и обрамленный клочьями черных, похожих на шерсть волос. Скюльвендских волос. На некотором расстоянии от него торчали другие шесты – другие скюльвендские головы, расставленные через промежутки, предписанные математиками Конфаса. На каждую милю по столько-то скюльвендских голов.
Келлхус развернулся в седле к Серве, которая смотрела на него вопросительно.
– Если нас найдут, его убьют, – сказала она. – Он что не понимает?
Ее тон говорил: «Он нам не нужен, любовь моя. Ты можешь его убить». Келлхус видел сценарии, проносящиеся перед ее глазами. Пронзительный крик, который она готовила много дней, предназначенный для их первой же встреч с нансурскими дозорами.
– Ты не должна предавать нас, Серве, – сказал Келлхус, как сказал бы нимбриканский отец, обращаясь к дочери.
Красивое личико вытянулось, ошеломленное.
– Тебя я бы не предала ни за что на свете, Келлхус! Если хочешь знать…
– Я знаю: ты не понимаешь, что связывает меня с этим скюльвендом. Тебе этого не понять. Знай только, что если ты предашь его, ты предашь и меня тоже.
– Келлхус, я… – Ошеломление превратилось в обиду, в слезы.
– Ты должна мириться с ним, Серве.
Она отвернулась, чтобы не видеть его ужасных глаз, и расплакалась.
– Ради тебя? – с горечью бросила она.
– Я – только обещание.
– Обещание? – переспросила она. – Чье обещание? Однако тут вернулся Найюр. Он обогнул их и подъехал к вьючным лошадям. Увидев, что Серве плачет, он криво усмехнулся.
– Запомни этот момент, женщина! – сказал он на шейском. – Он будет твоей единственной мерой этого человека.
