— У них были удалены голосовые связки, — пояснил прагма Мейджон. — Для лучшей концентрации.
Келлхус остановился перед первым образцом.
— Лицо состоит из сорока четырех мышц, — продолжал прагма. — Действуя согласованно, они способны выразить все оттенки чувств. Существует пятьдесят семь основных типов эмоций. Все их можно найти в этой комнате.
Несмотря на отсутствие кожи, Келлхус немедленно распознал ужас на лице распластанного перед ним образца. Мышцы, окружающие глаза, одновременно тянулись и внутрь, и наружу, словно борющиеся плоские черви. Более крупные, размером с крысу, мышцы нижней части лица растягивали рот в оскале страха. Глаза, лишенные век, смотрели. Учащенное дыхание…
— Ты, вероятно, хочешь знать, как ему удается поддерживать именно это выражение, — сказал прагма. — Столетия назад мы обнаружили, что можем ограничивать поведенческие реакции при помощи игл, введенных в мозг. Теперь мы называем это нейропунктурой.
Келлхус от потрясения словно прирос к месту. Внезапно за спиной у него вырос служитель, сжимающий в зубах узкую тростинку. Он погрузил тростинку в чашу с жидкостью, которую держал в руках, а потом дунул, и брызги покрыли образец красивой оранжевой дымкой.
— Нейропунктура, — тем временем говорил прагма, — сделала возможной применение дефективных субъектов для учебных целей. Например, этот образец всегда демонстрирует страх, вариант два.
— Ужас? — переспросил Келлхус.
— Совершенно верно.
Келлхус почувствовал, что его детский ужас тает от понимания. Он посмотрел по сторонам, на расположенные по кругу образцы, на ряды белых глаз, окруженных блестящими красными мышцами. Это были всего лишь дефективные субъекты, не более того. Келлхус снова переключил внимание на ближайший образец, базовую реакцию страха, вариант два, и зафиксировал увиденное в памяти. Затем перешел к следующему.
— Хорошо, — сказал откуда-то сбоку прагма Мейджон. — Очень хорошо.
Келлхус в очередной раз позволил своему взгляду скользнуть по лицу Эсменет.
Она уже два раза прошлась от костра к палатке; эти прогулки были предназначены для того, чтобы привлечь внимание Келлхуса и втайне проверить его интерес. Она периодически поглядывала по сторонам, делая вид, будто ей что-то понадобилось, а на самом деле выясняя, смотрит ли он на нее. Дважды Келлхус разрешил ей поймать его взгляд. Каждый раз он весело, по-мальчишески усмехался. Каждый раз она опускала глаза, краснела, зрачки ее расширялись, глаза быстро моргали, а от тела исходил мускусный запах зарождающегося возбуждения. Хотя Эсменет еще не пришла на его ложе, часть ее уже жаждала его и даже добивалась.
При всех своих талантах, Эсменет оставалась рожденной в миру. И как у всех рожденных в миру, две души делили одно тело, лицо и глаза. В каждом жило два начала. Животное и разумное.
Дефективные субъекты.
Одна Эсменет уже отреклась от Друза Ахкеймиона. Вторая вскоре последует за ней.
Эсменет прищурилась, приставив ладонь козырьком ко лбу и заслоняя глаза от сияния бирюзового неба. Эта картина, сколько бы раз она ни созерцала ее, неизменно ошеломляла Эсменет.
Священное воинство.
Она остановилась вместе с Келлхусом и Серве на вершине небольшого холма: Серве нужно было перепаковать свой тюк. Мимо них воины-айнрити и мирное население, увязавшееся за войском, шли к осыпающимся скалам северного откоса. Взгляд Эсменет скользил по воинам в доспехах, все дальше и дальше, мимо скоплений народа, сквозь сгущающуюся завесу пыли, вдаль. Она повернулась и взглянула на оставшиеся позади желтоватые стены Аммегнотиса на фоне темной реки и ее зеленых берегов.
Прощай, Шайгек.
«Прощай, Акка».
Эсменет зашагала вперед с глазами, полными слез, и лишь махнула рукой, когда Келлхус окликнул ее.
Она шла среди незнакомых людей, ощущая себя мишенью для взглядов и брошенных вполголоса слов — такое часто с ней случалось. Некоторые мужчины действительно приставали к ней, но Эсменет не обращала на них внимания. Один даже сердито схватил ее за татуированную руку, словно напоминая, что она принадлежит всем мужчинам. Пожухшая трава становилась все реже, сменяясь гравием, что обжигал ступни и раскалял воздух. Эсменет потела, страдала от жары, но откуда-то знала, что это лишь начало.
Вечером она без особого труда отыскала Келлхуса и Серве. Хотя топлива было мало, они умудрились приготовить ужин на небольшом костерке. Как только солнце зашло, воздух тут же остыл, и они встретили свои первые сумерки в пустыне. От земли веяло жаром, словно от камня, извлеченного из очага. На востоке вдали протянулись полукругом бесплодные холмы, заслонявшие море. На юге и западе, за беспорядочно раскинувшимся лагерем, горизонт образовывал безукоризненную линию, красноватую от закатного солнца. На севере, за шатрами все еще виднелся Шайгек; в сгущающихся сумерках его зелень сделалась черной.
Серве уже задремала, свернувшись клубочком на циновке рядом с костром.
— Ну и как ты прошлась? — поинтересовался Келлхус.
— Извини, — пристыдившись, сказала Эсменет. — Я…
— Тебе не за что извиняться, Эсми… Ты идешь туда, куда хочешь.
Эсменет опустила взгляд, испытывая одновременно и облегчение, и укол горя.
— Ну так как? — повторил Келлхус. — Как ты прошлась?
— Мужчины, — тяжело произнесла она. — Слишком много мужчин.
— И ты называешь себя проституткой, — усмехнулся Келлхус.
Эсменет упорно продолжала смотреть на запыленные ноги. Но по лицу ее скользнула робкая улыбка.
— Все меняется…
— Возможно, — согласился Келлхус.
Тон его напомнил Эсменет звук, с которым топор врубается в дерево.
— Ты когда-нибудь задумывалась над тем, почему боги поставили мужчин выше женщин?
Эсменет пожала плечами.
— Мы стоим в тени мужчин, — заученно повторила она, — точно так же, как мужчины стоят в тени богов.
— И ты думаешь, что стоишь в тени мужчин?
Эсменет улыбнулась. Келлхуса не обманешь, даже по мелочам. Таков уж он.
— Некоторых — да….
— Но не многих?
Эсменет рассмеялась, оттого что Келлхус поймал ее на неприкрытом тщеславии.
— Совсем немногих, — призналась она.
И, как потрясенно поняла Эсменет, даже Акка не входил в их число…
«Только ты».
— А как насчет прочих мужчин? Разве не все мужчины в некотором смысле находятся в тени?
— Думаю, да…
Келлхус повернул руки ладонями к Эсменет — странно обезоруживающий жест.
— Так отчего же ты меньше мужчины? Чем это вызвано? Эсменет снова рассмеялась. Она удостоверилась, что Келлхус затеял какую-то игру.
