На совете Великие Имена долго рассматривали карты Икурея Конфаса. Они понимали, что Энатпанея попросту слишком далеко. Они отправили несколько десятков отрядов к разным точкам побережья, вопреки очевидному надеясь, что удастся отыскать имперский флот. На этот раз были выдвинуты обвинения против императора, а Конфаса с Саубоном дважды пришлось держать. Когда поисковые отряды вернулись с холмов ни с чем, Великие Имена пришли к официальному согласию и постановили двигаться на юг.
Куда бы они ни шли, сказал князь Келлхус, Бог будет видеть их.
Люди Бивня оставили Субис на следующий вечер; их бурдюки были под завязку наполнены загрязненной водой. Несколько сотен человек — те, кто был слишком слаб и не мог идти, — остались в оазисе, ожидать появления кхиргви.
Больных становилось все больше, и тех, у кого не было друзей или родичей, бросали. Священное воинство превратилось в огромное сборище ковыляющих людей. Они шли сквозь бескрайние просторы растрескавшегося на солнце камня и песка с вкраплениями песчаника. Облака звезд кружили вокруг Небесного Гвоздя, считая мертвецов. Те, кто был слишком болен, чтобы продолжать путь, падали и плакали в пыли, равно страшась утреннего солнца и кхиргви.
— Энатпанея, — говорили идущие друг другу, ибо Великие Имена солгали, сказав, что до Энатпанеи всего три дня пути — а на самом деле их было больше шести. — Бог явится нам в Энатпанее.
Имя-обещание… Как Шайме.
Для тех, кто страдал от диареи, водного пайка попросту не хватало. И так уже ослабевшие, они, задыхаясь, падали на прохладный песок. Многие так и умерли — тысячи и тысячи.
Через два дня вода начала заканчиваться. Жажда вернулась. Губы потрескались, глаза сделались странно спокойными, а кожа натянулась, став сухой, словно папирус.
Но некоторые — их было очень немного — казались во время этого испытания невероятно сильными. Нерсей Пройас был одним из немногих дворян, кто отказался поить коня в то время, как умирают люди. Он шел среди самых стойких рыцарей и солдат Конрии, подбадривая их и напоминая, что сущность этого испытания — вера.
Князь Келлхус, сопровождаемый двумя прекрасными женщинами, тоже нес людям слово силы. Он говорил воинам, что они не просто страдают — они страдают за что-то. За Шайме. За Истину. За Бога! А тот, кто страдает за Бога, стяжает славу во Внешнем Мире. Да, многие сломаются, но те, кто останется в живых, будут знать крепость своих сердец. Он утверждал, что они будут не такими, как все прочие люди. Они будут больше…
Они будут Избранными.
Куда бы ни шел князь Келлхус и две его женщины, вокруг них тут же собирались люди, умоляя о прикосновении, исцелении, прощении. Его лицо, выкрашенное пылью в цвет пустыни, сделалось бронзовым, а струящиеся волосы — почти белыми; он казался воплощением солнца, песка и камня. Он и только он мог смотреть на бескрайний Каратай и смеяться, протягивать руки к Гвоздю Небес и благодарить за страдания.
— Бог избирает! — восклицал он. — Бог!
И слова, что он произносил, были подобны воде.
На третью ночь он остановился в просторной впадине между барханами. Он пометил место на слежавшемся песке и велел нескольким своим ближайшим приверженцам, заудуньяни, начать копать. Когда они отчаялись что-либо найти, он приказал продолжать. Вскоре они почувствовали, что песок сделался влажным… Затем Келлхус прошел подальше и велел тем, кто был рядом, тоже копать ямы в разных местах. А из других организовал вооруженную охрану. Тысячи людей, пребывающих на грани депрессии, толпились вокруг, удерживаемые остриями опущенных копий, — им не терпелось посмотреть, что же тут творится. Через несколько страж в лунном свете заблестело четырнадцать луж темной воды. Колодцы, питаемые подземными водами…
Вода была мутной, но сладкой и не отравленной мертвечиной.
Когда первые из Великих Имен с криками и пинками проложили себе путь к колодцам, они обнаружили князя Келлхуса на дне ямы; он стоял по колено в воде и подавал наполненные бурдюки людям, жадно тянувшим руки.
— Он указал мне место! — рассмеялся Келлхус, когда его начали славить. — Бог указал мне!
По приказу Великих Имен были вырыты новые колодцы и снова организована раздача воды. Поскольку большая часть Священного воинства страдала от жестокого обезвоживания, Великие Имена решили задержаться здесь на несколько дней. Уцелевших лошадей забили и съели сырыми, ввиду отсутствия топлива. На совете князя Келлхус хвалили за его открытие, но и только. Многие в Священном воинстве, особенно люди низших каст, в открытую славили его как Воина-Пророка. На собраниях Великих Имен, проходивших в узком кругу, спорили о князе Атритау, но так и не пришли к единому мнению. Икурей Конфас твердил, что пустыня уже породила одного лжепророка, Фана.
Тем временем в глубинах пустыни собрались племена кхиргви, решившие, что Священное воинство, подобно шакалу, нашло себе подходящее место, чтобы умереть. На следующую ночь они накинулись на айнрити. Тысячи кхиргви бешеным потоком хлынули с гребней барханов. Они были уверены, что их враги уже скорее трупы, чем живые люди. Но Люди Бивня, хоть и были захвачены врасплох, уже воспряли духом, их силы обновились; они окружили и перебили жителей пустыни. Были истреблены целые племена, пролившие много крови в бесчисленных стычках на просторах Кхемемы.
Последняя еда была распределена между воинами. Бурдюки снова были наполнены и закинуты на крепкие плечи. Над темной пустыней взлетели песни, и многие из них были гимнами в честь Воина-Пророка. Священное воинство, непокоренное и дерзкое, продолжило свой путь на юг. Оно потеряло при Менгедде, при Анвурате и в пустыне почти треть людей, но по-прежнему огромные колонны тянулись от горизонта до горизонта.
Они переходили через глубокие высохшие русла, проложенные редкими зимними дождями, и взбирались на барханы. Они снова смеялись над жуками-навозниками, суетливо спешащими куда-то со своим грузом. Настал день, и они поставили полотняные шатры, чтобы укрыться от безжалостного солнца и поспать.
Когда пришел вечер и войско, собрав лагерь, готово было двинуться в путь, многие заметили у западного края неба облака — кажется, первые облака, которые они видели с тех пор, как пришли в Гедею. Темно-фиолетовые тучи растеклись вдоль горизонта и окружили садящееся солнце, так что оно стало походить на радужку гневного красного глаза. Жрецы, оставшиеся без книг с толкованиями знамений, могли лишь гадать, что все это значит.
Воздух еще дрожал от жары и колыхался над раскаленной землей. И он был неподвижен — абсолютно неподвижен. Тишина опустилась на Священное воинство. Люди смотрели на горизонт, нервно приглядываясь, и понимали, что эти облака принадлежат не небу, а земле. А потом догадались.
Песчаная буря.
Тучи пыли катились на них с запада с ленивым изяществом шарфа, трепещущего на ветру. Старина Каратай все еще способен был ненавидеть. Великая Жажда все еще могла карать.
Порывы ветра, сдирающего кожу. Люди Бивня кричали во весь голос, зовя друг друга, — и не слышали. Они пытались разглядеть хотя бы силуэты сотоварищей сквозь бронзовую пелену, но были слепы. Они сбивались в кучки под хлещущим ветром, чувствуя, как вокруг воздвигаются груды песка и поглощают их. Чудовищный ветер сорвал походные укрытия. Он набросал новый узор барханов. Забытые бурдюки с водой были похоронены под слоем песка.
