— Воистину, — загадочно произнес шрайя. — Воистину.
4111 год Бивня, конец лета, Хиннерет, побережье Гедеи
По мере приближения к побережью Гедеи местность пошла складками, словно бы здешняя природа преисполнилась отвращением к морю. Поскольку все прибрежные равнины, за исключением пойменных полей вокруг Хиннерета, были крайне узкими, то казалось, будто сама земля ведет Священное воинство в древний город. Когда первые отряды спустились с холмов, перед ними раскинулся Хиннерет: тесный лабиринт грязных кирпичных домов, окруженный известняковыми стенами. Заунывное пение рогов пронзило соленый воздух и прокатилось до самого моря, возвестив о судьбе города. С холмов спускались отряд за отрядом: храбрые бойцы Среднего Севера, рыцари Конрии и Верхнего Айнона, нансурские ветераны-пехотинцы. Хиннерет издавна был лакомым кусочком. Подобно всем землям, которым выпало очутиться между двух великих цивилизаций, Гедея была вечным данником, мимолетным эпизодом в хрониках своих завоевателей. Хиннерет, единственный ее город, заслуживающий упоминания, повидал бесчисленное количество чужеземных правителей: шайгекских, киранейских, кенейских, нансурских и — в последнее время — кианских. А вот теперь и Люди Бивня намеревались внести свои имена в этот список.
Священное воинство рассеялось по полям и рощам у стен Хиннерета, встав несколькими отдельными лагерями. Посовещавшись, Великие Имена отправили к городским воротам делегацию танов и баронов с требованием безоговорочной капитуляции. Когда фаним Ансакер аб Саладжка, кианский сапатишах Гедеи, прогнал их стрелами, тысячи людей были посланы на поля жать пшеницу и просо, сохранившееся благодаря передовым отрядам графа Атьеаури, палатина Ингиабана и графа Вериджена Великодушного, добравшимся сюда на неделю раньше. Немалая часть армии отправилась в холмы, рубить деревья для таранов, катапульт и осадных башен.
Осада Хиннерета началась.
После недельной подготовки Люди Бивня предприняли первый штурм. Их встретила туча стрел. На мантелеты полилось кипящее масло. Солдаты, крича, падали с лестниц либо гибли на стенах. Горящая смола превратила осадные башни в огромные погребальные костры. Они истекали кровью или сгорали под стенами Хиннерета, а фаним только насмехались над ними.
После этого бедствия некоторые Великие Имена отправили делегацию к Багряным Шпилям. Чеферамунни уже предупредил Саубона и прочих, что Багряные адепты не намерены помогать Людям Бивня в иных случаях, кроме атаки кишаурим и штурма Шайме, поэтому Великие Имена решили ограничиться скромным пожеланием. Они попросили одну брешь в стене, не более того. Отказ Элеазара был едким и презрительным, равно как и порицания со стороны Пройаса и Готиана, которые заявили, что не станут пользоваться помощью богохульников до тех пор, пока без нее можно будет обойтись.
Последовал еще один этап подготовки. Одни трудились в холмах, рубя лес. Другие горбатились во тьме саперных туннелей, выгребая камни и острый щебень стертыми до волдырей руками. Третьи продолжали разводить погребальные костры и сжигать убитых. По ночам они пили воду, привезенную с холмов, ели хлеб, золотисто-красные гроздья фиг, жареных куропаток и гусей — и проклинали Хиннерет.
Все это время отряды рыцарей айнрити совершали рейды на юг вдоль побережья, вступали в стычки с остатками войска Скаура, грабили рыбацкие деревни и обирали укрепленные города. Граф Атьеаури направился в глубь страны и принялся рыскать по холмам в поисках добычи. Неподалеку от маленькой крепости под названием Дайюрут он захватил врасплох отряд из нескольких тысяч кианцев и обратил их в бегство, хотя у него самого была всего лишь сотня людей. Вернувшись к крепости, он заставил местных жителей построить маленькую катапульту, а потом принялся с ее помощью швырять за стены Дайюрута отрубленные головы кианцев. После сто тридцать первой головы устрашенный гарнизон открыл ворота и простерся ниц перед северянами. Каждому из солдат был задан вопрос: «Отрекаешься ли ты от Фана и признаешь ли Айнри Сейена истинным гласом многоликого Бога?» Тех, кто ответил «нет», тут же казнили. Тех, кто сказал «да», связали и отправили к Хиннерету, где продали в рабство Священному воинству.
Подобным образом пали и другие города — столь велик был страх фаним перед железными воинами. Старые нансурские крепости Эбара и Куррут, полуразрушенная кенейская крепость Гунсаэ, кианская цитадель Ам-Амида, построенная в те времена, когда большую часть населения здесь еще составляли айнрити, — всех их Священное воинство смахнуло, словно монеты в латную перчатку. Казалось, будто срок падения Гедеи зависит исключительно от скорости передвижения завоевателей.
Тем временем под Хиннеретом Великие Имена как раз завершили приготовления ко второму штурму — но на рассвете их разбудили изумленные крики. Люди повысыпали из палаток и шатров. Сперва большинство из них смотрело на огромную флотилию военных галер и каррак, вставших на якорь в заливе, — сотни кораблей под нансурскими знаменами с изображением черного солнца. Но вскоре все уставились на Хиннерет, не веря своим глазам. Главные ворота города были распахнуты настежь. А на стенах крохотные фигурки воинов снимали треугольные флаги Ансакера со знаменитой Черной Газелью и поднимали Черное Солнце Нансурской империи.
Все разразились криками — кто радостными, кто негодующими. Видно было, как отряды полуголых всадников скачут к воротам — а там их останавливает фаланга нансурской пехоты. Засверкали мечи…
Но было слишком поздно. Хиннерет пал, но не перед Священным воинством, а перед императором Икуреем Ксерием III.
Сперва Икурей Конфас проигнорировал требование явиться на совет, и устрашающая задача успокоить Саубона и Готьелка легла на плечи генерала Мартема. Генерал, особо не церемонясь, объяснил, что с прибытием нансурского флота предыдущей ночью гедейский сапатишах понял, что его положение безнадежно, и прислал Конфасу письмо, в котором излагал условия капитуляции. Мартем даже предъявил лист, испещренный кианской скорописью, — само письмо, якобы написанное лично Ансакером. Сапатишах, заявил Мартем, чрезвычайно боится свирепости айнрити и потому согласился сдаться лишь нансурцам. В вопросах милосердия, сказал Мартем, знакомый враг всегда предпочтительнее незнакомого. Первым побуждением экзальт-генерала, продолжал Мартем, было созвать все Великие Имена и предоставить письмо на их суд, но сам Мартем напомнил экзальт-генералу, что предложение сдаться конкретному противнику — вопрос деликатный и что оно, возможно, порождено скорее дурными предчувствиями, чем взвешенным решением. И поэтому экзальт-генерал предпочел быть решительным, а не демократичным.
Когда Великие Имена пожелали узнать, почему, в таком случае, Хиннерет по-прежнему остается закрыт для Священного воинства, Мартем просто пожал плечами и сообщил, что таковы были условия, на которых сапатишах согласился сдаться. Ансакер — человек осторожный, заявил генерал, он боится за безопасность своих людей. Кроме того, он весьма уважает дисциплину нансурцев.
В итоге один лишь Саубон отказался принять объяснения Мартема. Он орал, что Хиннерет принадлежит ему по праву, что это трофей, причитающийся ему за победу на Равнине Битвы. Когда Конфас в конце концов прибыл на совет, галеотского принца в буквальном смысле слова пришлось держать. Но Готьелк и Пройас напомнили ему, что Гедея — малонаселенная, бедная страна. Пускай император злорадствует, забрав себе первую, не имеющую ценности добычу. Священное воинство пойдет дальше на юг. Там их ждет древний Шайгек, край легендарных сокровищ.
