Пять шагов. Келлхус чувствовал, как на коже отца высыхает влага.
— Мои умозаключения были безошибочны, — произнес Моэнгхус из темноты за спиной.
— Воистину, мы намного выше мира. Они по сравнению с нами — даже не дети. С чем бы мы ни сталкивались, будь то их философия, медицина, поэзия или вера, мы видим гораздо глубже, и наша сила гораздо больше… Итак, ты решил, что можно принять на себя Воду и стать одним из богоподобных Индара-Кишаурим. И поскольку сами кишаурим едва понимали метафизику своих ритуалов, ты не мог узнать ничего, что противоречило бы этим предположениям. Ты не мог узнать, что Псухе есть метафизика сердца, но не ума. Метафизика страсти… Поэтому ты позволил им ослепить себя, а потом обнаружил, что твоя сила пропорциональна твоим остаточным страстям. То, что ты принял за Кратчайший Путь, оказалось тупиком.
Воздух дрожал от грохота барабанов. Высоко над руинами улиц и домов ждали назначенные Багряными адептами наблюдатели. Они опирались на эхо земли в небесах. Между ними поднимались столбы дыма. Под ногами бушевал огонь. Черные облака вращались над головами. Наблюдатели едва видели отряды своих братьев внизу, на истерзанной вплоть до самого горизонта земле. Они почувствовали хоры прежде, чем увидели первых лучников, — пустота, словно призраки, клубилась на разрушенной земле. Они обменялись встревоженными криками, но никто не знал, что делать. Со времен войн школ Багряные Шпили не видели такой битвы.
Вспышка. Белый огонь, обведенный перламутрово-черным. Римон, один из наблюдателей, рухнул на землю и рассыпался солью.
Остальные разлетелись по небу.
Полные ужаса крики привлекли внимание Элеазара к облакам у него за спиной. Он увидел поток пламени, с ревом низвергавшийся с гор на выжженную землю. Он обернулся по сторонам, заметил страх и безумие на лицах людей. Но его собственный ужас куда-то исчез. Вместо этого по его щекам потекли горючие слезы. Он ощутил такое облегчение, что готов был взлететь вверх, как пузырь из воды.
Это случилось… Это случилось!
Он бросил взгляд на вздымающиеся горы, на золотой купол Ктесарата между сплетающихся языков пламени. Затем посмотрел по сторонам на горящие здания, окружавшие расчищенную площадь. Они были везде, как и всегда. Кишауримское дерьмо. Окружили.
— Они пришли! — загремел его колдовской хохот. — Наконец-то они пришли!
Адепты Багряных Шпилей, такие маленькие среди порожденных ими огней, построились на опаленных руинах и разразились радостными воплями. Их великий магистр вернулся.
Струи сияния, ослепительно белого и голубого, били сквозь окружающие их стены пламени.
— Сеоакти и остальные уважали тебя, — продолжал Келлхус — В качестве Маллахета ты заслужил славу, и она распространилась далеко за границы Киана. Ты сияешь в Третьем Зрении. Но втайне они считали, что ты проклят Единым Богом — ведь Вода избегала тебя. Без глаз твоя способность видеть грядущее весьма сузилась. Долгие годы ты вел безуспешную войну против обстоятельств. Твой интеллект изумлял и давал тебе доступ в самые высокие советы, но как только люди уходили из-под влияния твоего присутствия, они начинали шептать: «Он слаб». Затем, лет двенадцать назад, ты обнаружил первых шпионов-оборотней Консульта — вероятно, по голосам. Кишаурим испытали смятение, несомненно. Хотя никто ничего не знал об этих тварях, обвинили во всем Багряных Шпилей. Кишаурим считали, что лишь самая сильная из магических школ способна так нарушать правила — проникнуть в их ряды. Но ты — дунианин, и, хотя наши братья не посвящены в таинства, в понимании земного нам нет равных. Ты догадался, что оборотни — не колдовского происхождения, что они лишь механизмы из плоти. Но ты не мог убедить в этом остальных. Кишаурим хотели внушить Багряным Шпилям, что те вступили на опасную тропу и последствия не заставят себя ждать. Поэтому они убили верховного магистра Багряных и развязали войну, сейчас подходящую к развязке…
Келлхус случайно задел ногой что-то на полу. Что-то пустое и волокнистое. Череп?
— Но ты, — не останавливаясь, продолжил он, — захватил оборотней и долгие годы пытал, пока не сломил их сопротивление. Ты узнал о Голготтерате, о стенах, воздвигнутых вокруг остова древнего ковчега, упавшего из пустоты в те дни, когда Эарвой правили нелюди. Узнал об инхороях и их великой войне против давно ушедших нелюдских королей. Узнал, как последние из этой злобной расы, Ауранг и Ауракс, совратили сердце их нелюдского захватчика Мекеретрига, а тот, в свою очередь, соблазнил Шауриатаса, великого магистра Мангаэкки. Ты узнал, как эта нечестивая клика прорвала чары вокруг Голготтерата и присвоила его ужасы. Ты узнал о Консульте…
— Ты произносишь слова… — послышался из-за спины голос Моэнгхуса. — «Нечестивый», «совратил», «извращенный»… Зачем ты так говоришь? Ведь ты понимаешь, что это лишь способы контроля.
— Конечно, ты узнал о Консульте, — продолжал Келлхус, пропустив замечание мимо ушей. — Как и большинство жителей Трех Морей, ты считал его давно мертвым. Вот основа заблуждений Завета. Но в том, что ты выпытал у пленников, было слишком много логики и слишком много подробностей, чтобы счесть это выдумкой. Чем глубже ты вникал, тем тревожнее становились сведения. Ты прочел «Саги» и усомнился, найдя их слишком фантастичными. Уничтожение мира? Ни одно зло не может быть столь огромным. Ни одна душа не может быть столь безумной. И что это даст в итоге? Кто станет прыгать в пропасть? Но шпионы-оборотни все разъяснили. Из их визга и воя ты узнал, зачем нужен Армагеддон. Ты понял, что границы между нашим миром и Той стороной не являются твердыми, что, если очистить мир от достаточного количества душ, его можно будет запечатать и закрыть. От богов. От рая и ада. От воздаяния. И, что важнее всего, от проклятия. Консульт, как ты понял, хотел спасти свои души.
И если верить твоим пленникам, он приблизился к завершению тысячелетних трудов.
Во тьме Келлхус изучал отца с помощью других чувств: по запаху обнаженной кожи, по движению воздуха, по шороху босых ног в темноте.
— Ко Второму Армагеддону, — произнес отец.
— Ты один знал их тайну. Ты один умел определять их шпионов.
— Их надо остановить, — ответил Моэнгхус — Уничтожить.
— И ты стал размышлять обо всем, что выдали оборотни, на долгие годы погрузившись в вероятностный транс.
С самого начала, с момента спуска в пустоши Куниюрии Келлхус думал об этом человеке — о том, кто вел его сейчас по коридорам тьмы. Схема за схемой, вероятность за вероятностью. Разветвление бесчисленных альтернатив, возникающих и исчезающих с каждой пройденной милей, с каждым озарением и предчувствием.
«Я здесь, отец. В доме, который ты приготовил для меня».
— И ты начал, — сказал Келлхус, — обдумывать то, что должно было стать Тысячекратной Мыслью.
— Да, — кивнул Моэнгхус.
Едва он сказал это, как Келлхус ощутил изменения — в акустике, в запахах, даже в температуре воздуха. Черный как смоль коридор вывел их в какой-то зал. Там были разные существа, еще живые и уже мертвые. Множество существ.
