– Это еще зачем? – удивляется Александр Семенович, забыв даже спросить, кто его беспокоит.
– Затем, что человек с паспортом на эту фамилию не позднее самых первых чисел января прибудет в Берлин и займется деятельностью, которая должна озаботить и вас, и вашего наркома. – Говорю нарочито спокойным, почти безразличным, сухим, деловым тоном.
– Какой такой деятельностью? – Сванидзе начинает закипать. – Будьте добры объясниться! И кто вы такой, черт возьми?
– Совершенно не принципиально, кто я такой. Но деятельность Александрова в Берлине точно должна вас весьма озаботить. Не сочтите за труд, побеспокойтесь проверить – убедитесь, что это дело самым прямым образом задевает ваши интересы. Всего хорошего. – С этими словами вешаю трубку на рычаг.
Интересно, будут ли у этого звонка последствия?
Тем временем подкатил Новый год, который мы с Лидой, разумеется, отмечали вместе. Концерт в Большом зале консерватории был великолепен. И свежий снег, искрившийся на бульваре в свете немногочисленных уличных фонарей, навевал романтическое настроение, захватившее нас обоих. И, в отличие от не так уж давно прошедших месяцев, это настроение уже не создавало чувства неловкости ни у меня, ни у нее. Напротив, мы радовались ему вместе…
А девятого января с утра мне на работу позвонил Трилиссер, и, едва я успел закончить разговор, телефон зазвонил снова. На этот раз моей персоной заинтересовался Ян Карлович Берзин. И оба приглашали зайти, желательно сей же день. Ну когда такие уважаемые люди просят, не стоит отказывать. В 17:30 добираюсь до Знаменки, к хорошо знакомому мне зданию РВС.
В кабинете, номер которого значился в выданном мне пропуске, в первую очередь бросились в глаза два знакомых лица – Григорий Котовский и Иосиф Уншлихт. Третий был незнаком, но несложно было догадаться – это был пригласивший меня хозяин кабинета, вполне соответствующий известным мне фотографиям. Лобастый крепыш с короткой стрижкой «ежиком» поднялся из-за стола и протянул мне руку:
– Ну будем знакомы! Берзин.
Здороваюсь с ним за руку, а память автоматически подсказывает – Петерис Кюзис, кличка Старик, член РСДРП с одна тысяча девятьсот пятого… И как многие мои знакомые здесь, не пережил тридцать седьмого года. Но на данный момент не это имеет значение. Я-то для чего понадобился всей этой представительной компании?
Все четверо присутствующих, включая и меня, расселись на стульях, без какого-либо определенного порядка распределившись по свободному пространству кабинета. Точнее, меня взяли в полукруг, но так, что это с первого взгляда не бросалось в глаза.
– Виктор Валентинович, – начал Котовский, – вы были осведомлены о деталях контракта, подписанного с вашим участием в Берлине в августе прошлого года? – Несмотря на вопросительную интонацию в голосе, эта фраза была похожа не на вопрос, а на утверждение или, скорее, уточнение.
– О деталях осведомлен не был, – сухо отозвался я. – Предмет сделки мне был известен, и не более того. Ну еще сроки исполнения, но очень приблизительно.
– Вот, кстати, о сроках, – оживился Григорий Иванович. – Ведь это по вашей инициативе разрабатывались графики поставки, условия оплаты и графики платежей?
Интересно, к чему эти вопросы? Что-то у них со сроками или платежами не заладилось? Тем же суховатым тоном отвечаю:
– Совершенно верно, по моей инициативе. Однако к разработке как конкретных графиков поставки, так и точных условий платежей я никакого отношения не имел. Более того, предваряя следующий вопрос, могу сказать: с окончательным текстом договора и приложений к нему ознакомлен также не был.
Котовский не задавал больше новых вопросов, и затянувшуюся паузу нарушил Иосиф Станиславович:
– Три дня назад финской береговой охраной было перехвачено торговое судно «Святой Марк», следовавшее из Штеттина в Ленинград. На нем при обыске была обнаружена партия пулеметов Бергмана и материалы для сборки «Юнкерсов», предназначенные заводу в Филях. Судно не входило в финские территориальные воды, но это уже не имеет значения. Газеты стран Антанты и лимитрофов, причем поляки особенно усердствуют, уже вовсю раздувают скандал вокруг этого дела.
После этого пояснения, многое расставившего по местам, к разговору подключился Берзин:
– Как вы полагаете, где могла произойти утечка информации?
Ну ты и спросил! Кто тут у нас разведкой занимается? Я, что ли? Однако играть в амбиции не стоит, а потому можно и поделиться своими соображениями:
– Самое вероятное, что утечка произошла у немцев. Там достаточно противников сотрудничества с СССР, и они могли попытаться таким путем подорвать наши отношения.
– Не исключено, – тут же отозвался Уншлихт. – Правое руководство СДПГ самым активным образом раздувает кампанию в прессе, явно пытаясь свалить правительство, а заодно обливая грязью СССР и германских коммунистов.
– Что же, по-вашему, это единственный вариант? – не отстает Берзин.
– Нет, почему же. Это могла сработать английская, французская или польская агентура. Нельзя исключить, что сведения передал агентам Антанты или полякам кто-то из наших, сидящих у них на крючке. – На этом можно и закончить. Дальше гадать нет смысла. Вариантов много, а какой из них реален – не мне судить. Это уж пусть Разведупр разбирается. Или КРО ОГПУ.
Однако Берзин все продолжает допытываться:
– После командировки вы сообщали товарищу Уншлихту о конфликте, возникшем у вас с некоторыми сотрудниками инженерного отдела торгпредства. Как говорят командиры, ездившие с вами в командировку, вы также высказывали предположения, что эти люди ненадежны по части сохранения доверенных им секретов. Не так ли?
– Именно так, – подтверждаю его слова. – И сейчас могу повторить свое мнение. Но подозревать и знать точно – это вещи весьма различные. К сожалению, ненадежных людей в наших представительствах за рубежом еще немало. И к еще большему сожалению, такой ненадежностью отличаются в худшую сторону отнюдь не классово чуждые элементы. Да что ходить далеко – сейчас в нашем берлинском торгпредстве гостит некто Александров, он же Киров, он же Лурье. Судя по тому, что он творит, – это благодатнейший материал для вербовки любой разведкой.
– А что он творит? – тут же вмешался начальник Разведупра.
– Мне известно лишь то, что он давно засвечен. А Ягода вновь посылает его с какими-то темными поручениями, предполагающими контакты с дельцами «черного рынка». Спалить его на этом ничего не стоит, и тем не менее ему прямо-таки чуть не силой вырывают визу для очередной поездки.
Берзин задумчиво покивал, погрузившись в какие-то только ему ведомые мысли.
– Пусть ОГПУ само разбирается! – резко бросил Уншлихт.
– Дело-то ведь общее, – не согласился я с ним. – Как бы разгребать последствия всем не пришлось, независимо от ведомственной принадлежности.
– Ладно, пока эти дела тебя не касаются… – пробормотал Иосиф Станиславович. – Дальше мы уже сами. До свидания! – И, обращаясь к Берзину: – Ян! Подпиши ему пропуск.
