– А что? – повеселел Сталин. – И в самом деле, не помешало бы некоторых наших зазнаек опустить с небес на землю.
– Против таких зазнаек, в том числе и на самом верху, – многозначительно проговорил Феликс Эдмундович, – можно пустить в массы хороший лозунг: развертывание критики и самокритики, невзирая на лица. Даже если и кого из нас лягнут пару раз – нестрашно, коли меры не перейдут.
– Критики и самокритики, говоришь? – задумался Иосиф Виссарионович над моим беззастенчивым плагиатом из него самого, только пущенным в ход на четыре года раньше. – Невзирая на лица? Тут что-то есть. Идеологически это должно хорошо смотреться. Но важно будет вожжей из рук не выпустить, не пускать на самотек. Если этот лозунг будет исходить от нас, то огонь критики мы сможем развернуть в сторону оппозиции, – быстро схватил он прагматическую сторону этой идеи.
– Само собой! И еще: от партмаксимума отступать не надо, – продолжал Дзержинский. – Можно поднимать оклады самым квалифицированным рабочим и специалистам – и на этом основании пересматривать партмаксимум. Ввести плату за установку и использование телефона на квартирах руководящих работников. Ввести плату за пользование автомобилем для всех членов семьи руководящих работников, и во внерабочее время – особо. И вот об этом – объявить. Деньги невеликие, а идеологический эффект будет.
– Стоит подумать. Но раз Зиновьев собирается на этого конька сесть, ни на ЦК, ни в Политбюро пока этого вопроса трогать не будем, – тут надо время точно рассчитать. – И тут Иосиф Виссарионович встал с места, подводя черту под разговором.
– Погоди! – остановил его руководитель ОГПУ. – У меня в ходе расследования одного крупного дела всплыли данные на Григория Евсеевича, насчет разбазаривания валютных фондов Коминтерна.
– Что-то серьезное? – тут же заинтересовался Сталин. – А то подобного рода мелких грешков за кем только не числится!
– Нет, тут не мелкие грешки, – твердо ответил Дзержинский. – Хотя сам Зиновьев повинен только в довольно распространенных излишествах, у него под самым носом орудовала шайка расхитителей очень крупного масштаба! А он свои мелкие делишки обделывал именно при помощи этой шайки, служа им своего рода прикрытием. Мы уже взяли кое-кого, и документы подняли, и показания уже есть.
– Вот как? – Предсовнаркома явно заинтересовался. – Подготовь по этому делу особый доклад. Для меня.
Уже проводив председателя ВСНХ, Сталин бросил взгляд на свой письменный стол, а затем подошел поближе. Там лежали принесенные секретарем два билета – для него и для Надежды – на спектакль театра Мейерхольда по пьесе Эрдмана «Мандат». Надо ведь и отдыхать когда-нибудь. А пока… Чья там фамилия стояла второй под запиской Дзержинского? Осецкий? Попадалась уже… да, тот самый, что написал любопытную статью, проехавшись по Бухарину и Преображенскому разом. И там, кажется, о крестьянской кооперации тоже было немало.
Сталин хорошо помнил, что запрашивал данные об этом Осецком. Звонок секретарю быстро прояснил дело:
– Да, товарищ Сталин, справку подготовили. Но поскольку вы ее не запрашивали, то продолжали сбор данных…
– Тащи сюда! – прервал его предсовнаркома.
Так, и что же тут у нас? Кого этот любопытный человечек держится? Красин, так… Это ясно, он был его начальником. Котовский? Тоже неудивительно, Григорий у нас начальник снабжения в армии. Лазарь Шацкин? А этот прыткий комсомолец каким боком? Выяснить! А к Рязанову он зачем хаживает, к этому едкому старикашке? Контакты с Берзиным, Трилиссером и Артузовым? Это еще с какой стати? Ох, непрост ты, товарищ Осецкий! О, еще и с Фрунзе какие-то дела. А если учесть, что он еще и близкий сотрудник Дзержинского и как-то был замешан в расследовании дела о валютных растратах в Коминтерне и Наркомфине… Да, непростая каша вокруг него заваривается! Так, все взять на контроль и выяснить, что за дела его связывают с ОГПУ и с Фрунзе.
Эпилог
Я лежал в кровати с открытыми глазами, упираясь взглядом в портьеры алькова, чуть колышущиеся под теплым июньским ветерком, веющим из раскрытого окна и доносящим неясные звуки затихающего переулка. Сегодня сон упорно не приходил.
Может быть, дело было во впечатлениях вчерашнего вечера? Мы направлялись вместе с Лидой по Пречистенке на квартиру к Евгении Игнатьевне, чтобы проведать нашего котенка. У самого поворота в Малый Левшинский замечаю на противоположной стороне, на углу Пречистенки и Еропкинского, как из подъезда большого доходного дома в стиле модерн два молодца в кожанках выводят и сажают в автомобиль некоего человека. На следующий день я узнал, что арестован проживавший как раз в этом доме Лев Лазаревич Волин, начальник Секретной части Валютного управления Наркомфина.
И в тот же день мне позвонил Трилиссер, чтобы поделиться новостью: его назначили заместителем председателя ОГПУ – и повторить свое приглашение принять участие в работе аналитической группы, создаваемой в ИНО ОГПУ.
– Оказывать содействие я согласен, но входить куда-либо официально желания не имею, – повторяю свою уже высказанную ранее позицию. И тут же интересуюсь служебным статусом Ягоды: – А Генрих Григорьевич что, теперь на повышение пошел? Первым замом?
– Пошел, – отвечает Михаил Абрамович, – начальником Хозяйственного управления. Как раз по душе ему дело.
(Несколько позже удалось узнать, что это был не единственный резонанс от приключений Осецкого в Себежском уезде. Ушли с понижением на периферию замначальника секретного отдела Я. С. Агранов и секретарь отдела П. П. Буланов. Переданная Дзержинскому записка, найденная в книге французских стихов, раскрутила маховик, под который попала целая группа причастных. Кто еще туда входил, кроме арестованного у меня на глазах Волина и отозванного из Лондона Квятковского, выяснить мне так и не довелось.)
Но эти события занимали мои мысли недолго. Терзало меня совсем другое. Вот, исписана кипа листов бумаги, отправлены по инстанциям документы, подготовлены проекты, и по некоторым из них даже приняты решения на самом верху. Однако будет ли от всего этого какой-либо толк?
Мне ведь прекрасно известны те многочисленные трудности, которые стоят на пути концентрации средств для проведения индустриализации страны. Хватит ли тех мер, что были предложены, чтобы наскрести нужные капиталовложения? Неуверенность в исходе этого начинания грызла меня с ощутимой силой. То же самое касалось и плана кооперирования крестьянства. Техники не хватает, кадров не хватает, кредитов не хватает… Успеем ли мы хотя бы как-нибудь восполнить эту нехватку к тому моменту, когда чисто нэповский путь окончательно исчерпает себя?
Да ведь и в принципиальном плане еще не все решено. Слишком большой вес у тех партийцев, которые склонны любые препятствия преодолевать волевым нажимом. Есть такие любители закрывать глаза на реальные трудности и оберегать от знания этих трудностей вышестоящее начальство, – а когда расшибают о те или иные проблемы лоб, тут же переходят к политике «лупить, и никаких гвоздей!».
Не подрежут ли крылья начинающемуся движению рабочих за овладение началами хозрасчета и самостоятельного ведения хозяйства на уровне бригады, цеха и даже завода? А в партии? Будет ли преодолено искушение встать на путь политического произвола в борьбе с оппозицией, что в итоге приведет к полному зажиму всякой серьезной критики снизу?
