Надо сказать, что прогулка по легкому морозцу и по свежевыпавшему снегу, только что сменившему промозглую ноябрьскую погоду со слякотью под ногами, все же немного меня взбодрила. К наркомату я подошел уже в почти нормальном расположении духа, перестав забивать себе голову вопросами, решение которых зависело явно не от меня. Однако зарубочку на память – не появятся ли у меня желания и стремления, вступающие в диссонанс с моей натурой? – все-таки себе оставил.
Не прошло и нескольких дней, как в пятницу, седьмого числа, в «Правде» появилось сообщение, что Политбюро ЦК РКП(б) и Президиум ЦКК приняли пятого декабря совместную резолюцию о партстроительстве, провозглашающую, как говорилось в газете, развитие намеченного еще сентябрьским (1923 г.) Пленумом ЦК курса на рабочую демократию в партии. Подчеркивалось, что резолюция принята единогласно, – значит, за нее голосовал и Троцкий. Ровно так же, как было в покинутом мною мире.
Текст резолюции я помнил, конечно, не дословно, но в общих чертах представлял его достаточно хорошо, и потому, читая публикацию в «Правде», не нашел каких-либо бросающихся в глаза отличий от известного мне варианта. Да и вряд ли история изменилась настолько сильно, чтобы в этот документ попали какие-нибудь совсем неожиданные положения. Резолюция констатировала опасность бюрократического перерождения партии и была наполнена великолепными благопожеланиями в духе внутрипартийной демократии, но не содержала никаких конкретных решений, за исключением одного, да и то сформулированного крайне туманно: проверить целесообразность «права утверждения секретарей вышестоящими инстанциями». Но поскольку утверждение партсекретарей вышестоящей парторганизацией было внесено XII съездом в Устав РКП(б), этот пункт фактически мало что значил.
После такого акта трогательного единения Политбюро надо было ждать скорого выступления Льва Троцкого с серией статей, образовавших впоследствии брошюру под названием «Новый курс», – статей, которые большинство Политбюро должно было расценить как прямую атаку на себя. Уже восьмого декабря должно было появиться обращение Троцкого к партийным организациям, которое одиннадцатого декабря будет опубликовано в «Правде».
Однако пока никаких слухов о каких-либо обращениях к партии до меня не доходило. Да и во вторник одиннадцатого декабря ожидаемая статья в «Правде» не появилась. Что это могло означать? Понятно, что произошли какие-то перемены по сравнению со знакомым мне ходом истории. Но какие именно? Я терялся в догадках.
Уже много позднее, в 1925 году, я узнал от Троцкого, что обращение к парторганизациям им было написано, но он не стал допускать, выражаясь языком моего мира, «утечки информации», а пошел строго официальным путем, через редколлегию «Правды». Разумеется, содержание статьи стало известно «тройке», и на Льва Давидовича посыпались упреки в разжигании фракционной борьбы против ЦК. Тем не менее по тогдашним обычаям партийной жизни отказать члену Политбюро в публикации было невозможно, и Бухарин поставил статью в номер на одиннадцатое декабря.
А девятого Троцкий узнал о большом поражении консерваторов на парламентских выборах в Великобритании. Лев и до этого напряженно обдумывал – какую все же позицию ему занять в текущей дискуссии. Мои аргументы не убедили его, но весьма тревожили, заставляя возвращаться к ним и обдумывать вновь и вновь. Данные о выборах, практически точно совпавшие с предсказанными мною, заставили его колебаться еще сильнее. В конце концов он позвонил дежурному редактору «Правды» и попросил отложить печатание статьи, поскольку ему надо внести в текст существенные поправки. В ночь с десятого на одиннадцатое председатель РВС и член Политбюро ЦК засел за новую статью…
В четверг тринадцатого декабря я увидел в «Правде» заголовок: «Обращение Л. Д. Троцкого к участникам партийной дискуссии». Начав лихорадочно проглядывать газетные строчки, я быстро понял – на этой маленькой развилке история сдвинулась немного в сторону. Пока совсем немного, а насколько именно – покажут дальнейшие события. Но так или иначе, эти события уже не будут в точности такими, как в моем мире.
В статье было написано: «Я должен прямо заявить – развязывание общепартийной дискуссии, независимо от самых, может быть, наилучших побуждений, которыми руководствовались авторы «письма 46-ти», означало шаг по неверному пути. Вполне признавая, что между мною и этими товарищами имеется известная идейная близость по ряду вопросов, свою ошибку вижу в том, что не воспользовался имеющимся у меня авторитетом, не отговорил товарищей от выступления и не высказался сразу категорически против дискуссии. Сегодня же я призываю тех, кто считает себя моими сторонниками, отозвать свои заявления, признать публичное выступление ошибкой и прекратить дискуссию…
…Важнейшие вопросы внутрипартийной демократии, поднятые в резолюции Политбюро ЦК РКП(б) и Президиума ЦКК от пятого декабря, требуют не «общепартийного говорения», накаляющего разногласия, разлагающего партию на группы и фракции, а деловой, практической работы. Положения резолюции должны найти воплощение в духе и букве партийных дел и решений, в повседневной работе наших парторганизаций и в нормах партийного Устава…
…Полагаю, что будущая XIII партконференция, которая соберется в январе 1924 года, должна сосредоточиться именно на таких деловых вопросах. В ее решениях, разумеется, следует отразить факт ошибочного разжигания дискуссии. В то же время я полагаю целесообразным воздержаться от политического шельмования ее инициаторов, с тем чтобы не усугублять партийных разногласий…»
Далее шли строки, которые мне что-то явственно напоминали:
«Никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии. Партия в последнем счете всегда права, потому что партия есть единственный исторический инструмент, данный пролетариату для решения его основных задач. Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала. Перед лицом партии нет ничего легче, как сказать: вся эта критика, все эти статьи, письма и заявления – все это было сплошной ошибкой. Я, однако, так сказать не могу просто потому, что я так не думаю. Что было несомненной ошибкой, так это превращение поднятых авторитетными членами партии реальных, острых вопросов, требовавших своего решения, в предлог для раскачивания партийной лодки. Но сами проблемы от этого не перестали требовать скорейшего разрешения – однако не через раздувание пламени внутрипартийного пожара, а через выработку, принятие и проведение в жизнь решений партийных инстанций. Теперь от сотен тысяч членов нашей партии зависит, как эти решения воплотятся в практические действия».
Кажется, это напоминает речь, произнесенную Троцким в моей истории на XIII съезде РКП(б) в мае 1924 года. Сейчас же он высказал нечто похожее на полгода раньше. Похожее, да не совсем. Тогда, на съезде, он больше был склонен подчеркивать независимость своей позиции, сейчас же напирал на необходимость дружной деловой работы…
Интересно, возымеет ли действие этот демарш Троцкого? Присоединятся ли к нему сторонники «письма 46-ти»? И как отреагирует партийное большинство? Думаю, они все же постараются добить противника. А вот какие формы примет это добивание, было пока неясным. Вряд ли события теперь пойдут по сценарию, идентичному тому, что сложился в моей истории. Тут многое будет зависеть и от того, сколько видных оппозиционеров решат заявить о своей лояльности партии, и от дальнейших шагов Льва Давидовича, и, конечно, от степени напористости его противников.
