– Он шлет мне письма, – рассказывала Сьюки Даррилу Ван Хорну, – без обратного адреса, сообщает, что ушел в подполье. Его с Дон приняли в группу, которая учится делать бомбы из будильников и кордита. У Системы нет шансов на успех. – Она шаловливо улыбнулась.
– А как вы все это воспринимаете? – ровно спросил высокий мужчина бесстрастным голосом психиатра.
Они обедали в ресторане в Ньюпорте, где не было вероятности встретить кого-нибудь из Иствика. Пожилые официантки в накрахмаленных коричневых мини-юбках и фартуках из тафты, завязанных сзади большими бантами, похожими на кроличьи хвостики из «Плейбоя», принесли им большие карты меню, напечатанные коричневым по бежевому, в них было множество местных закусок на тостах; собственный вес не тревожил Сьюки: в ее нервной энергии все сгорало.
Она прищурилась, глядя в пространство, стараясь быть честной, так как чувствовала, что этот человек дает ей шанс быть самой собой. Ничто его не шокирует и не ранит.
– Я испытываю облегчение, – сказала она, – что мне не нужно больше о нем беспокоиться. Видите ли, ему было нужно то, чего не может дать женщина. Ему нужна власть. Женщина по-своему может дать мужчине власть – над собой, но не может посадить его в Пентагон. Вот это-то и привлекло Эда в Движении, как он себе его представлял, оно собиралось заменить Пентагон собственной армией и обладать тем же самым, ну знаете, – форма, речи, кабинеты с картами и прочее. Но что меня действительно отвратило, так это когда он начал неистовствовать. Мне нравятся спокойныемужчины. Отец был мягким человеком, работал ветеринаром в маленьком городке в районе озера Фингер, и он любил читать. Дома были первые издания Торнтона Уайлдера и Карла Ван Вехтена в пластиковых суперобложках. Монти тоже был очень мягким человеком, кроме тех случаев, когда брал дробовик и ходил с ребятами пострелять бедных птичек и пушистых зверюшек. Он приносил домой кроликов с развороченными дробью спинками, потому что они, конечно, пытались убежать. А как же иначе? Но такое случалось только раз в году – приблизительно в это время, вот почему я вдруг вспомнила об этом. В воздухе витает охотничий дух. Сезон отстрела мелкой дичи. – В улыбке обнажились зубы, перепачканные крекером с арахисовой пастой, официантки принесли на стол эту бесплатную закуску.
– А как старый Клайд Гэбриел? Достаточно ли он мягок для вас?
Ван Хорн опускал большую лохматую голову, похожую на бочонок, когда покушался на женские тайны. В глазах у него сверкал затаенный огонь, как у детей в масках на празднике Хэллоуин.
– Может, он когда-то и был таким, да все давным-давно ушло. Все испортила Фелисия. Порой в редакции, когда какая-нибудь девушка, составляя макет газеты, вдруг поместит важное объявление в нижнем левом углу, он просто приходит в ярость. Девочке остается только рыдать. Многие из-за этого уходят.
– Но не вы.
– Со мной он почему-то покладист. – Сьюки опустила глаза. Прелестное зрелище: рыженькие дугообразные брови, веки, слегка тронутые лиловыми тенями, гладкие блестящие волосы абрикосового цвета скромно закинуты на спину и заколоты с обеих сторон медными пряжками, сочетающимися с плотно обхватывающей шею цепочкой из медных полумесяцев. – Она подняла взгляд, блеснули зеленые глаза:
– К тому же я хороший репортер. Правда, хороший. Эти старички в ратуше, принимающие все решения, – Херби Принз, Айк Арсено – я им в самом деле нравлюсь, и они мне сообщают обо всем, что затевается.
Пока Сьюки уничтожала крекеры с арахисовой пастой, Ван Хорн дымил сигаретой, неловко, как курят на континенте, держа горящий конец над согнутой ладонью, как
над чашкой.
– А что у вас общего с этими женатиками?
– Да ведь это очень удобно. Жена избавляет вас от необходимости принимать решения. Вот что стало пугать меня в Бренде Парсли: она совсем потеряла над Эдом контроль, они так долго жили в браке. Мы привыкли проводить все ночи вместе в этих ужасных дешевых гостиницах. Но это вовсе не значит, что мы все время занимались любовью, через полчаса он начинал разглагольствовать о преступной власти, отправляющей наших мальчиков во Вьетнам ради прибылей акционеров. Я никогда не понимала, ради каких таких прибылей их туда посылали, и сомневаюсь, что Эд искренне беспокоился об этих ребятах, – фактически солдатами были белые и черные бедняки, – и так ли уж его все это трогало! – Она опустила глаза, потом подняла их опять, и Ван Хорн почувствовал прилив собственнической гордости ее красотой, ее живостью. Как прелестно опускается ее верхняя губка на нижнюю, когда она, задумавшись, молчит. – Потом я, – продолжала Сьюки, – должна была вставать и мчаться домой: готовить завтрак для детей, они пугались, когда меня всю ночь не было дома, а потом прямо в редакцию – он же мог спать весь день. Никто не знает, какие обязанности должен отправлять пастор, разве что произнести свою глупую воскресную проповедь, вот уж действительно обман, ничего не скажешь.
– А люди и не очень-то возражают, – глубокомысленно проговорил Даррил, – целые годы ушли у меня на то, чтобы узнать, как обманывают.
Официантка с варикозными ногами, открытыми до середины бедра, принесла Ван Хорну очищенных креветок на треугольниках хлебного мякиша, а Сьюки цыпленка «а ля кинг»: нарезанное кубиками белое мясо с ломтиками грибов в сметанном соусе, запеченное на раковине с гребешком и похожее на слоеный пирожок. Она также принесла ему «Кровавую Мэри», а ей сухое шабли, бледнее лимонада, потому что Сьюки нужно было возвращаться в редакцию, чтобы напечатать последнюю статью о сложностях бюджета в Отделе шоссейных дорог Иствика в связи с приближением зимних снегопадов. Этим летом Портовая улица была разбита приезжающими туристами и тяжелыми грузовиками, железобетонные плиты над дренажными канавами у супермаркета разрушились, и во время прилива через выбоины был виден водяной поток.
– Итак, вы считаете Фелисию злой, – между прочим продолжил обсуждение Ван Хорн.
– Я не сказала бы злой, точнее… да, злой… Она, правда, злая. В чем-то похожа на Эда, вся в делах и не уважает окружающих. Бедный Клайд опускается у нее на глазах, а она названивает по поводу петиции с требованием восстановить школьную форму. Пиджаки и галстуки для мальчиков и ничего, кроме юбок, для девочек; запретить джинсы и брюки в обтяжку. Она вынудила продавца в газетном киоске спрятать «Плейбой» под прилавок, а когда увидела в одном фотоежегоднике девицу с мужчиной – фотомодели на каком-то Карибском пляже – с телами, сверкающими на солнце сквозь фотофильтр «полароида», с ней чуть не случился припадок. Она хочет упечь в тюрьму бедного Ганса Стивенса за то, что у него на полке был этот журнал, поставщики привезли, его не спросив. Она хочет вас засадить в тюрьму за то же самое, за неправомочное использование земли. Будь ее воля, она бы всех засадила в тюрьму, а ее собственный муж давно в тюрьме.
– Ну, – улыбнулся Ван Хорн, его красные губы еще больше покраснели от томатного сока «Кровавой Мэри». – А вы хотите освободить его досрочно.
– Не совсем так, я к нему привязана, – призналась Сьюки, вдруг чуть не расплакавшись, – эта привязанность такая бессмысленная и глупая. Он так благодарен просто… за эту малость.
