– Площадь Казмиржака. Видели новую табличку?
– Ужасно. Не верю, что это привьется.
– Люди все забывают. Вот для школьников сейчас вторая мировая война просто миф.
– Тебе хотелось бы иметь такую кожу? Ни шрамчика, ни родинки.
– Кстати, на днях я заметила маленькое розовое пятнышко, вот здесь. Повыше.
– О-о, да-а. Болит?
– Нет.
– Хорошо.
– Ты когда-нибудь замечала, что, когда начинаешь себя обследовать и искать затвердения, какие, говорят, при этом бывают, кажется, что они везде? Тело – ужасно сложная вещь.
– Пожалуйста, не заставляй меня даже думать об этом.
– В новом словаре, у нас в редакции, есть эти слайды на прозрачной бумаге, в разделе «Человек», там есть и женское тело тоже. Сосуды, мышцы, кости, все на отдельных листах, невероятно. И как все это совмещается?
– Не думаю, что на самом деле все так сложно, это мы мысленно все усложняем. Как и многое другое.
– Как они удивительно округлы. Совершенные полукруги.
– Полусферы.
– Звучит, как политический термин.
– Полусферы влияния.
– Совсем весело. Провисание эрогенной зоны. На днях я попыталась посмотреть в зеркало на свой зад и увидела эти явные, несомненные складки. Может, поэтому у меня негибкая шея.
– В «Немо» делают очень хорошие сосиски.
– Слишком много острого красного перца. Фидель подбирается к Ребекке. Это делает ее пикантнее.
– А как вы думаете, какого цвета будут у них дети?
– Бежевого.
– Кофейного.
– Не слишком ли мы бесцеремонны?
– Совсем нет.
– Как хорошо она рассуждает!
– О господи, когда ты молода и красива, беда в том, что нет никого, кто бы помог тебе в должной мере это оценить. Когда мне было двадцать два года и, думаю, я была в самом расцвете, единственно, что меня тревожило, это оказаться в постели не хуже тех шлюшек, с которыми Монти жил в колледже, и угодить свекрови.
– Это как у богачей. Знают, что у них есть кое-что, и становятся все скупее, боясь, чтобы их не перехитрили.
– Не похоже, чтобы Даррила занимали такие мысли.
– А он на самом деле очень богат?
– Я знаю, что он еще не расплатился с Джо.
– Богачи всегда так. Держат свои деньги и наживают проценты.
– Обрати внимание, дорогая.
– Как можно не обратить внимания?
– У меня кончики пальцев сморщились от воды.
– Ну что, вылезаем, а то нашим амфибиям, может, уже пора откладывать яйца?
– Оки-доки.
– Идем.
Они тяжело, с плеском вылезали из воды: словно после химической реакции свинец превращался в серебро. Ощупью нашли полотенца.
– Где он?
– Может, спит? Я хорошо погоняла его на корте.
– Говорят, если потом не намазаться кремом, после определенного возраста вода не полезна для кожи.
– У нас есть притирания.
– Целые ведра притираний.
– Просто вытянись. Расслабилась?
– О да. Расслабилась.
– А вот и еще одна, как раз под грудью. Как крошечный розовый ротик.
Хоть в комнате и было темно, ничего не было странного в том, что женщины разглядели и такую малость, ведь зрачки у всех четырех расширялись, словно переливаясь в серую, ореховую, карюю и голубую радужки. Одна из ведьм ущипнула Дженнифер за ложный сосок и спросила:
– Что-нибудь чувствуешь?
– Нет.
– Хорошо.
– Стесняешься?
– Нет.
– Хорошо, – произнесла третья.
– Ну, разве она не мила?
– Да, мила.
– Просто подумай: «Плыву».
– Я чувствую, что лечу.
– Мы тоже.
– Всегда.
– Мы здесь с тобой.
– Потрясающе.
– Мне нравится быть женщиной, – сказала Сьюки.
– Ну и будь, – сухо ответствовала Джейн Смарт.
– Но я и в самом деле такчувствую, – настаивала Сьюки.
– Девочка моя, – говорила Александра.
– Ох, – слетело с губ Дженнифер.
– Нежней. Мягче.
– Райское блаженство.
– Я считаю, – со значением говорила по телефону Джейн Смарт, словно ей возражали, – слишком уж она обаятельная. Слишком скромная и слишком похожа на Алису в Стране Чудес. По-моему, у нее что-то на уме.
– Но что она может замышлять? Мы бедны как церковные мыши, к тому же у нас в городе дурная репутация.
Мыслями Александра все еще была в своей мастерской, рядом с наполовину заполненной арматурой двух летящих, держащихся за руки женщин. Ее не оставляло беспокойство: когда она набила фигуры пропитанными клеем комками бумаги, ей так и не удалось сообщить им ту же убедительность, что и маленьким глиняным фигуркам. Ее тяжеленькие малышки так надежно покоились на приставных столиках и каминных полках в шумных комнатах.
– А ты представь себе, – дирижировала Джейн. – Неожиданно она остается сиротой. В Чикаго она, очевидно, запуталась в делах. Их дом слишком велик, его трудно отапливать и трудно платить налоги. А поехать больше некуда.
Последнее время Джейн готова была отравить все, к чему бы она ни прикасалась. За окном на холодном ветру бесснежной зимы раскачивались коричневатые, как воробьи, ветки и пустая кормушка для птиц. Дети Споффорд были дома на рождественских каникулах, но ушли на каток, а у Александры выдался часок для работы, его нельзя было терять.
– А я думала, что Дженнифер приятное дополнение к нашей компании, – сказала она Джейн. – Мы не можем постоянно вариться в собственном соку.
– Мы также не можем уехать из Иствика, – к ее удивлению, сказала Джейн. – Разве не ужасно то, что случилось с Эдом Парсли?
– А что с ним? Он вернулся к Бренде?
– Вернулся, да не целиком, – был жестокий ответ. – В кусках. Он и Дон Полански подорвались в доме, когда пытались делать бомбы. – Александре вспомнилось его бледное лицо на вечернем концерте, последний взгляд, брошенный ею на Эда. Его аура окрасилась болезненным зеленым цветом, а кончик длинного гордого носа, казалось, еще больше вытянулся, и поэтому лицо сползло на сторону, как резиновая маска. Она тогда уже могла сказать, что он обречен. Грубый образ, подсказанный Джейн, «вернулся в кусках», – резанул Александру по сердцу, согнутая в локте рука поплыла в сторону вместе с телефонной трубкой и с голосом Джейн, а глаза и тело устремились сквозь оконный переплет, как сквозь сетку яйцерезки. – Его опознали по кончикам пальцев на руке, найденной среди обломков, – говорила Джейн. – По одной этой руке. Сегодня утром все это передали по телевидению. Удивляюсь, как это Сьюки тебе не позвонила.
