Вывесок и реклам, пожалуй, не меньше, но выглядят все немного по-другому, смысла в них больше и спокойной информативности. Это особенно бросалось в глаза Журналисту, давно коллекционирующему особо бессмысленные и смешные названия торговых и развлекательных заведений. Ничего подобного парикмахерской «Далила», магазину детской одежды «Медея» или бюро ритуальных услуг «Хорон» (именно так, через «О») ему не встретилось. Люди, наверное, здесь в среднем умнее. Претенциозные, «идейные» дураки отсеялись на ранних стадиях эволюции, в общем-то не прерывавшейся здесь со времён отмены крепостного права. Полтора года куда менее кровопролитной и беспощадной Гражданской войны, закончившейся девяносто лет назад, в общем, и не в счёт. Пугачёвское, к примеру, восстание или даже Кавказские войны XIX века не слишком ведь отразились на общей структуре и течении повседневной жизни.
Президент с удивлением отметил, что уже примеряет, каким образом могла бы осуществляться конвергенция этой и его Россий.
«Получается, я внутренне уже принял предложенный вариант?» – опасливо удивился он.
Его настроение уловил и друг.
– Знаешь, а я действительно хотел бы здесь пожить. Ну хотя бы пару недель. Как следует вникнуть, глядишь, какие-то рациональные мысли сами собой в голову придут…
– Толя, не говори ерунды, – с внезапной усталостью в голосе сказал Президент. В отличие от Секонда, отстранённо курившего, положив локоть на бортик машины, как бы вообще не вслушиваясь в разговоры спутников, он не имел привычки к жизни такой интенсивности. Для него событий сегодня, причём событий на грани жизни и смерти, да вдобавок за гранью реальности, произошло слишком много. Все аппаратные игры, в которых приходилось участвовать уже шесть лет подряд, никак не могут сравниться с адреналиновой бурей, что вызывает в организме близкая стрельба, не салютная, а боевая, направленная в твою сторону и подразумевающая именно тебя своей целью. Плюс к этому неожиданно пришедшее осознание, что ты, столь громко звучащий и представительно выглядящий «президент», являешься им только волею крайне случайного стечения обстоятельств, и не только твоя легислатура
[51]
, но и сама жизнь может быть прекращена без всяких приличествующих столь важному историческому событию процедур. Любым возомнившим о себе хамом, с генеральскими погонами или в пиджаке от Версаче.
Наверное, нечто подобное доходило до каждого из длинной череды «солдатских императоров» Рима, но, увы, только в последние минуты жизни, а не до того, как они уверенной кавалерийской походкой поднимались на очищенный от прежнего владельца престол.
Осознание этого факта наступило как-то сразу, именно когда он сел в эту машину и всего на несколько минут замолчал, наблюдая и ощущая то, чего на самом деле быть не может. При этом здравомыслия и общих познаний, в том числе и психологии, было у него достаточно, чтобы понимать – никакая вокруг не галлюцинация и не бред, а самая что ни на есть реальность, просто – другая. Примерно так, наверное, чувствовали себя умные люди, услышав о начале Первой мировой войны или состоявшемся сегодня Октябрьском перевороте. Жизнь идёт, как и шла всего полчаса назад, птички поют, солнышко светит, и почти все вокруг ещё беспечны, но на самом деле жизнь уже рухнула, и мир вот-вот накроет, накрывает нечто вроде горного селя или морского цунами. И ничего, ничего нельзя уже изменить… Что-то объяснить и кого-то предостеречь – тоже.
– Не говори ерунды, – повторил Президент и жестом попросил у Секонда папиросу, местную, ароматом и крепостью весьма отличающуюся от привычных виргинских сигарет. – Неужели даже тебе нужно это объяснять? Если ещё и можно остановиться, то вот прямо сейчас. Пока не сделан последний шаг…
– Смотри ты, как возвышенно! Шекспиром отчётливо потянуло, – неожиданно резко возразил до сих пор молчавший Мятлев. Может быть, задетый как раз словами Президента «даже тебе», обращёнными к Журналисту, как бы подразумевающими – «Мятлев-то дурак, что с него взять – но ты!».
– Или – «Операцией «Ы», – попробовал слегка разрядить обстановку Журналист. – Ещё пока не поздно нам сделать остановку…
Чекист, как иногда называли Мятлева друзья, умиротворяющую тональность друга не принял.
– Как нам останавливаться, где, зачем и для чего? На одной ножке постоять, пока всё само собой не рассосётся? Хорошо. Вадим, разворачивай машину, – повернулся он к Секонду. – Поехали обратно, ты нас вернёшь домой, и мы там… Это… Героически сделаем всё, как было. Выйдем, это, на Лобное место, или куда там, перед бунтующей толпой, и ты, товарищ Президент, как Николай Первый, громовым голосом возгласишь: «На колени, так вашу мать!» И сразу все устыдятся и падут ниц… Или сразу указы начнём подписывать, чтобы, значит, всем возвратиться в исходное состояние и впредь супротив властей не бунтовать, а ежели кто чего…
– Большая Круглая Печать
[52]
потребуется, – как бы про себя добавил Анатолий, но его иронии никто не понял.
«Однако, – подумал Секонд. – Наш генерал точно решил или жечь мосты, или просто заявляет себя доминантным самцом в стае. На случай если стая вообще останется…»
– Ты меня не понял насчёт последнего шага, – почти незаметно пошёл на попятную Президент. – Пожить мы здесь можем какое-то время, но никак себя в этом мире не заявляя, при этом разработать план решительных действий на ближайшую перспективу. Вернуться домой практически в момент отправления, насколько я испытал на собственном опыте, вполне возможно… Это так?
Секонд протянул ему портсигар и одновременно кивнул.
– Совершенно верно. При условии, что никто другой при этом не переместится из нашей реальности в вашу, и наоборот. А если барьер будет снят – тогда время, прожитое здесь, будет достаточно строго равно прошедшему там. И вы рискуете сильно опоздать…
Эти последние слова Секонд произнёс скорее из вредности, просто ему надоело толочь воду в ступе, и он «намекнул горячим утюгом в грудь», что без здешней помощи гостям своих проблем не решить.
– Не совсем понял, – осторожно сказал Президент, прикуривая и сразу глубоко затягиваясь.
«Так он действительно всерьёз курить начнёт», – не совсем к моменту подумал Журналист.
– Да я и сам не слишком понимаю. – Секонд предпочёл говорить только о физическом смысле явления, не касаясь политических последствий, которые, как он понял, уже давно ясны Мятлеву, да и журналисту Анатолию тоже. – Образование у меня не то или вообще – способ восприятия действительности. Попросту говоря, дело обстоит так. Мы здесь живём, вы там. Время в обеих реальностях с самой бифуркации текло примерно с одной скоростью. Поэтому культурно-политический уровень у нас довольно близко совпадает, во многом – как раз за счёт того, что и там и там очень долго жили, да и сейчас ещё остались люди, родившиеся до разделения реальностей… Что это означает, сами понимаете.
