Штаб, имея полный комплект комсостава, мог объявить «всеобщую мобилизацию», и по условным сигналам боевые группы, не вступая в непосредственный контакт, в течение полусуток могли занять определённые дислокацией и текущими приказами места и тут же приступить к выполнению элементов единого плана. До последнего момента рядовые бойцы и младшие офицеры понятия не имели, что служат в части «двойного назначения», а потом получали подкреплённый волновым импульсом приказ, не выполнить который не могли физически. Не требовалось ни «боевого сколачивания», ни совместных манёвров – каждый исполнитель получал расписанный по минутам график действий, а старшие командиры лишь занимались корректировкой взаимодействия, исходя из требований могущей непредсказуемо меняться обстановки.
Фон Ферзен отметил, что в данном случае методика должна была применяться такая же, как и во время антикняжеского путча, только с гораздо более высокой степенью мотивации, если можно так выразиться. Но этими делами занимались люди повыше и посерьёзнее, чем какой-то генерал МГБ. Один из них – тот, что приезжал вместе со Стацюком на дачу Президента. Ещё одного, по имени Вячеслав Борисович, форбсовского уровня бизнесмена и одновременно председателя одного из думских комитетов, координировавшего этот этап акции из своего секретного офиса на Мясницкой, вычислила и изрядно напугала Герта.
С помощью всё тех же пресловутых Шаров всю эту работу по выявлению аналогий и сопоставлению однотипных элементов плана «Форос», как назвал его Фёст, проделал он с валькириями, а результаты для обработки передал Секонду с Тархановым. Точнее сказать, то был не план, а как бы вирусная программа, запустившая будто бы очередной уровень компьютерной игры. Тем более что у них уже имелись предварительные материалы, собранные Вяземской по собственной инициативе, и все разработки по результатам «Мрака и тумана».
– Таким образом мы на сегодняшний день можем предполагать наличие в Москве около двух – двух с половиной тысяч полностью замотивированных и готовых исполнить любой, я подчёркиваю – любой приказ бойцов. Судя по тому, что нам известно – какие бы то ни было переговоры с ними бессмысленны, они подлежат поголовному уничтожению или… В общем, это уже не моё дело. После завершения операции пусть законная власть решает, исходя из целесообразности и реальных возможностей, – лицо у полковника Ферзена стало жёстким, несмотря на природную округлость, и стало понятно, что он на самом деле из тех средневековых рыцарей ливонского ордена, сначала полтысячи лет яростно воевавших с восточными славянами, а потом более трёх сотен – верой и правдой служащих Российской Империи. Очень хорошо служащих, надо сказать. В отличие от немцев из Германии их давно уже не волновал вопрос «крови»: в Империи нет национальностей, есть только подданные, служащие общему делу и, разумеется, имеющие полное право в «нерабочее время» разговаривать на каком угодно языке, соблюдать близкие им обряды и исповедовать практически любую религию. Но именно – тогда и в тех объёмах, пока это не препятствует общему делу.
– Значит, для этого мы должны задействовать, по моим расчётам, двукратно превосходящие силы частей Отдельного корпуса, штурмгвардии и «печенегов», разумеется. Мы не имеем возможности, к счастью, гипнотизировать своих солдат, поэтому нам потребуется сотня, а то и две ваших людей, – сделал Фёдор Фёдорович лёгкий поклон в сторону Президента. – На должности советников и дублёров командиров подразделений от взвода и выше. Наши бойцы, как вы понимаете, не владеют обстановкой, не знают местных особенностей, обычаев и обстоятельств. А им предстоит деликатная работа, не просто захват вражеского населённого пункта и нейтрализация гарнизона…
– Найдём людей? – спросил Фёст прямо у Мятлева. – Требования тебе понятны, так что вопрос чисто технический.
– Должны найти. Если бы только получить возможность гарантированно определять, зомбирован человек или нет…
– Думаю, такая возможность есть? – повернулся Фёст к Секонду.
Он имел в виду не только Людмилу и Герту с Шарами, вдвоём бы они и за неделю не справились, а и Максима Бубнова с его отделом и верископами, усовершенствованными, в том числе и с использованием аппаратуры НЛП, захваченной во время операции «Мрак и туман». Но вслух об этом говорить не хотел даже и в этой аудитории.
– Немедленно проверим. Прямо сейчас позвоню Вяземской, пусть они на Стацюке и том капитане попробуют.
– Подполковника Бубнова привлечь? – вопросительно приподнял бровь Чекменёв, догадавшийся, о чём говорил Фёст. – Вы же там чего-то такого экспериментировали?
– Обязательно, – ответил Ляхов. – Я хотел сразу после совещания его пригласить. Потребуется с полсотни его полевых аппаратов, но для начала – хоть десяток, с операторами, естественно. А стационар – это уже на следующих этапах. Там о сотнях весьма важных персон речь пойдёт и крайне глубоком зондировании
[100]
.
Президент с Мятлевым и Журналист переглядывались, потеряв нить разговора, но вопросов не задавали, просто не понимая, о чём следует спрашивать.
– Да вот мы сразу, как закончим, с господином Воловичем в отдел к Максиму и съездим. На нём и потренируемся…
– А может, лучше на кошках? – с улыбочкой, долженствующей означать, что он здесь вполне освоился и претендует на равные хотя бы со своими соотечественниками права, спросил репортёр.
– Так ты как раз кошкой и будешь, – без тени иронии ответил Фёст. – Волки, барсы и шакалы потом пойдут, а в ходе беседы с тобой доктор Максим просто подрегулирует настройки, приведёт в соответствие с особенностями психики наших совремё #769; нников. Наверняка ведь имеются различия. Это, знаешь, как разница в проценте алкогольдегидрогеназы у европейцев и азиатов.
– А что же на тебе не проверили? Время было…
– Наглеешь, Миша, а я этого не люблю. – Ляхов-первый встал и очень многозначительно пошевелил пальцами правой руки, словно прикидывая, сжимать её в кулак или не стоит. – Очень свободно могу засветить сейчас в зубы, чтобы сначала думал, а потом говорил. Раз тебя в приличное общество начали пускать, так вообразил, что и двухпросветные погоны на золочёном подносе вручат? Всё наоборот. Считай, что если у тебя какие лычки и были, их уже сорвали. Ты теперь, друг мой, по ту сторону добра и зла. Ни один излюбленный тобой принцип, либерте там всякое, эгалите и прочая галиматья, отныне не применяются. Просите, и воздастся вам… по шее. Так что при каждом удобном случае будешь щёлкать каблуками, есть меня глазами и делать, что скажу. На известных тебе условиях.
И снова гости с удивлением смотрели на своего земляка. Очень естественно и убедительно выглядел он сейчас, чувствовалось, что ни капельки не играет. Было это как-то очень непривычно даже военнослужащему Мятлеву. Та самая разница в психологии проявилась, которую до поры было почти незаметно. Некая конкретность и окончательность, от которой совершенно отвыкли и Президент, и его друзья за много-много последних лет. В их кругах слова сами по себе давно уже ничего не значили, и дураком считался тот, кто пытался воспринимать речи, обещания, даже угрозы собеседников в буквальном смысле. Обязательно нужно было искать подтекст, второй или третий смысл, аллегорию какую-нибудь, а сам по себе текст, не подтверждённый иными, невербальными доводами, не значил почти ничего.
