— Джейс, кончай со своим словотворчеством. Это я, Тайлер. Не узнаёшь?
Он смущённо засмеялся, и дело пошло на лад.
Мы пустились в воспоминания, и вскоре я уже спросил его о Диане. Он сообщил, что мало что о ней знает. Потом, когда мы начали по второй бутылке и воздух охладился, уже затемно, я спросил его, как у него дела в личном плане.
— Да какой там личный план. Дел по горло. Скоро первые посевные пуски. Скорее, чем пресса прогнозировала. И-Ди предпочитает оставлять информационный задел. Он почти всё время в Вашингтоне. Клейтон за нами следит лично, мы пока у него в любимчиках ходим. Но из-за этого на меня сваливается всякая административная волокита, отнимает время от работы. — Он махнул рукой и смолк.
— Большая нагрузка, — посочувствовал я.
— Большая. Но мы всё равно двигаемся, шаг за шагом, дюйм за дюймом.
— Джейс, на тебя в клинике ничего нет. У каждого сотрудника имеется карточка, кроме тебя.
Он посмотрел вдаль и нервно засмеялся.
— Что ж… Я пока предпочитаю в клинике не светиться.
— А доктор Кёниг против этого не возражал?
— Доктор Кёниг считает всех нас психами. Что недалеко от истины. Знаешь, что он ушёл на круизное судно? Могу себе представить Кёнига в гавайской рубахе, с улыбочкой пичкающего туристов граволом.
— Джейс, что у тебя не в порядке?
Он прищурился, глядя в тёмное небо на востоке. Чуть выше горизонта висела крохотная звёздочка — разумеется, не астрономический объект, почти наверняка один из стратостатов его отца.
— Я действительно побаиваюсь, — почти прошептал он, — что сейчас, когда мы добились первых результатов, придётся выйти из игры. — Он в упор уставился на меня. — Придётся исповедаться…
— Здесь только мы двое.
И он рассказал о том, что его донимало. Спокойно, отстранённо, схематично, как будто боль и слабость значили не больше, чем сбои циклов автомобильного двигателя. Я потребовал провести диагностические тесты, пообещав не заводить на него историю болезни. Он согласился, и мы сменили тему, откупорили ещё по бутылке. Наконец, он поблагодарил меня, пожал руку, возможно, несколько более церемонно, нежели следовало, и отбыл из дома, который снял для меня, и я остался в своём новом, незнакомом обиталище. Всё ещё беспокоясь о нём, я направился в постель.
Сняв покровы
Много я узнал о фирме от своих пациентов, особенно от учёных, более разговорчивых, чем проявляющие подчёркнутую сдержанность администраторы. Любили потолковать и члены семей персонала, постепенно оставлявшие страховую медицину, всё чаще прибегавшие к услугам «производственного» медпункта. Я превратился в семейного врача, пациенты которого, лично столкнувшись с реальностью «Спина», относились к нему без страха, но с трезвой решимостью.
— Цинизм остаётся за порогом, — сказал мне один из специалистов. — Мы понимаем, насколько важно то, чем мы здесь занимаемся.
Меня это отношение не оставило равнодушным. Можно сказать, что я им заразился, стал считать себя одним из них, «винтиком механизма», работающего с целью расширения человеческого влияния в бурном вихре внеземных событий.
Иногда по выходным я ездил к космодрому Кеннеди, наблюдал за пусками модернизированных «Атласов» и «Дельт», с рёвом взмывающих в небо с новых и реконструированных пусковых рамп. Были случаи поздней осенью и ранней зимой, когда Джейс отрывался от работы и ездил со мной. Ракеты несли простые ВКА разного назначения, разведывательные приборы, своеобразные глаза и уши человечества. Возвращаемые модули приводнялись в Атлантике или в солончаках западных пустынь, приносили новости из-за Барьера.
Меня впечатляла декоративная величественность пусков. Джейс признавал, что тоже смотрит на процедуру с пиететом, однако иного рода. Его забавляла релятивистская несообразность происходящего. Эти наши космические мошки, проткнув Барьер и проведя недели или даже месяцы в открытом космосе, наблюдая за удалением Луны и расширением Солнца, за разбеганнем звёзд, возвращались на Землю в тот же (наш) вечер, падали в океан заколдованными кувшинчиками джиннов, содержащие во много раз больше, чем могли вместить.
Кувшинчики раскупоривали, дегустировали вино, причмокивали, хмурились, поднимали брови — и по коридорам и кабинетам фирмы проносились новые слухи: гамма-излучение возросло из-за каких-то пертурбаций в ближнем звёздном окружении; Солнце, закачивая в Юпитер всё больше излучения, выжало из его турбулентной атмосферы новые страты; на физиономии Луны появился обширный свежий кратер; сама же Луна более не смотрит на Землю недвижно, но медленно обращается вокруг своей оси.
Однажды в декабре я увязался с Джейсоном в отсек, где собирали полномасштабный макет марсианского модуля. Спускаемый аппарат, размещённый на алюминиевой платформе, затерялся в углу громадного помещения с высоким потолком, в котором мужчины и женщины в стерильных белых комбинезонах работали и над другими проектами. Модуль оказался невелик и невзрачен, размером и формой смахивал на собачью конуру с приделанной с одной стороны конической насадкой сопла. Он как будто съёжился в ярком освещении потолочных светильников. Джейс, однако, демонстрировал его с родительской гордостью.
— Можно сказать, он состоит из трёх основных систем, — разъяснял Джейс. — Топливно-двигательная, навигационная и грузовая. Большая часть массы приходится на двигатель. Связь с ним не предусмотрена. Говорить с Землёй ему не о чем. Навигационное оборудование выполнено с избыточностью, неоднократно дублируется, хотя по весу и объёму не превосходит обычного мобильника. Электропитание от солнечных панелей.
Система солнечных батарей на макете отсутствовала, но на стене висело художественное изображение модуля на подлёте к Марсу. На картине собачья конура преобразилась в стрекозу Пикассо.
— Каким-то хилым он выглядит, а до Марса далеко.
— Мощность не самоцель. Цель наша — простота, надёжность, прочность. Ионный двигатель работает медленно, но верно. Упор на навигационную систему, умную и самостоятельную. Когда объект протыкает Барьер, он приобретает то, что некоторые называют «временны#769;м ускорением», что, конечно, звучит мутновато, но выражает суть. Ракета при взлёте разгоняется и нагревается, и даже самое небольшое изменение скорости, самое незначительное отклонение от траектории, вызванное порывом ветра или неравномерностью поступления топлива, оказывает существенное влияние на дальнейшее поведение системы во внешнем пространстве.
— Почему это так критично?
— Потому, что и Марс, и Земля обращаются вокруг Солнца по эллиптическим орбитам с различными скоростями. Нет надёжного способа предсказать точное положение планет относительно друг друга на момент достижения аппаратом орбиты Марса. То есть зонд должен сам найти Марс в звёздном небе и рассчитать траекторию. Для этого требуются умное, гибкое матобеспечение и надёжный двигатель, рассчитанный на длительную бесперебойную работу. К счастью, у нас есть и то, и другое. Прелестная машинка, Тайлер. Снаружи неприглядная, но если копнуть, внутри, под оболочкой, — неподражаемая. Рассчитывая лишь на себя, она определится в пространстве и выйдет на орбиту Марса.
