— Он говорит, что и более опасные вещи делал, и не по столь убедительным причинам. Он говорит, что ему приятно встретиться с другом Ван Нго Вена.
И ещё — что скоро поедем.
Мы забрались в салон микроавтобуса. Вдоль одной стены находился вытянутый в длину стальной сундук, в котором обычно хранилось оборудование. Ниджон опорожнил его, и я мог при необходимости туда поместиться, согнув ноги, втянув голову в плечи — скрючившись чуть ли не в позе зародыша. Ящик пропах антисептикой и резиной, удобен был, как обезьяний гроб, но зато мог надёжно укрыть меня на время проверки. Ина должна была сидеть на ящике, а Эн лежать на носилках-каталке, изображая немощного. В такую жару план казался не слишком соблазнительным.
Ниджон приспособил под крышку ящика клинья-подкладки, чтобы внутрь мог проникать воздух, иначе там можно было бы запросто задохнуться. К счастью, пока что не было нужды туда влезать. Полиция активно прочёсывает лишь шоссе между Букик-Тингги и Падангом, и нас заблаговременно предупредят об опасности едущие впереди. Пока что я уселся рядом с Иной, прикрепившей к локтевому сгибу Эна капельницу — без иглы, для виду. Эн с энтузиазмом вживался в роль больного, принялся репетировать кашель, глухой, лёгочный, сразу вызвавший подозрительный взгляд Инны:
— Стащил у брата сигареты?
Эн покраснел и заверил, что лишь ради правдоподобия, для успеха предприятия.
— Гм… Смотри, испортишь лёгкие, умрёшь до срока.
Ниджон запер задние двери, запустил мотор, машина двинулась. Ина велела Эну закрыть глаза:
— Притворись спящим.
Притворство почти сразу перешло в настоящий сон, Эн мирно засопел.
— Всю ночь не спал из-за свадьбы да музыки, — прокомментировала Ина.
— Удивляюсь, как он смог заснуть, даже и после бессонной ночи.
— Одно из преимуществ детства. Первый возраст, так марсиане выражаются, не ошибаюсь?
Я кивнул.
— У них четыре возраста? Четыре против наших трёх?
Да, Ина не ошибалась. Из всех особенностей жизни в марсианских Пяти Республиках эта для землян оказалась наиболее интересной.
Человеческие общества обычно различают две-три ступени жизни: детскую и взрослую, или же детство, юность, зрелость — чаще всего забывая о старости. Марсианская классификация отличалась от всех человеческих и обусловливалась успехами в развитии биохимии и генетики. Марсиане подразделяли жизнь человека на фазы, определяемые биохимическими событиями. От рождения до половой зрелости — детство. От наступления половой зрелости до окончания физического роста и наступления метаболического равновесия — юность. От равновесия до распада, смерти или радикального изменения — зрелость, взрослая фаза жизни.
А после зрелости — «факультатив» четвёртого возраста.
Много веков назад марсианские биохимики нашли способ продлить человеческую жизнь на шестьдесят–семьдесят лет. Но возможность эту нельзя было однозначно назвать благостной. Скудная экосистема Марса обделена водой и азотом. Процветающее сельское хозяйство, столь милое сердцу Ины, стало возможным лишь в результате напряжённых поисков и счастливых находок марсианской биоинженерии. Воспроизводство населения веками регулировалось по причине ограниченных возможностей. И добавочные семьдесят лет жизни грозили перенаселением.
Процедуры, необходимые для перевода организма в режим искусственного долголетия, отнюдь не радовали подвергаемых им индивидов. Требовалась основательная перетасовка, реконструкция на клеточном уровне. В тело вводились новые вещества, специально выведенные вирусы и бактерии. Эти вещества латали дефектные цепочки ДНК, восстанавливали теломеры, подводили генетические часы, бактерии-фаги выводили из человеческого тела токсичные металлы и восстанавливали физические дефекты.
Иммунная система сопротивлялась. Процесс выливался в подобие полуторамесячного тяжёлого заболевания и сопровождался высокой температурой, болями в мышцах и суставах, слабостью. Некоторые органы работали в горячечном ритме воспроизводства, лихорадило как весь организм, так и разные его части и системы, ускоренным темпом шла регенерация кожи и нервных волокон.
Этот мучительный процесс сопровождался изменениями, иной раз и необратимыми. Почти все пациенты страдали хотя бы временной потерей памяти, ими овладевали приступы помешательства и слабоумия, сообщалось об отдельных случаях полной амнезии. Реконструированный мозг не узнавал сам себя, а его обладатель всегда слегка отличался от исходного субъекта.
— Они победили смерть.
— Не вполне.
— С их мудростью они могли сделать её проще и приятнее.
Конечно, они могли бы облегчить переход к четвёртому возрасту. Но решили не делать этого. Марсианская культура отразила четвёртый возраст в традициях, вместе с болью и всеми сопровождающими явлениями и ограничениями. Отнюдь не каждый решался на переход в четвёртый, и не только из-за неизбежных неприятных ощущений. Законодательство существенно ущемляло долгожителей. Каждый марсианин имел право выбрать переход, бесплатно и на равных для всех основаниях. Но долгожителям запрещалось воспроизводиться, это оставалось привилегией зрелого возраста. В течение последних двух столетий в курсе перехода как мужчинам, так и женщинам вводились средства, необратимо их стерилизующие. Долгожители лишались права голоса на выборах в советы всех уровней. Никто не хотел, чтобы планета управлялась стариками в их специфических интересах. Но каждая из пяти марсианских республик имела своеобразный надзорный орган, что-то вроде Верховного Суда, избираемый исключительно стариками. Долгожители в чём-то превосходили, но в чём-то и уступали взрослым, точно так же, как те по отношению к детям. Сильнее, сдержаннее, свободнее и в то же время более ограниченны.
Но я не мог разобраться, не только для Ины, но и для самого себя, во всех кодах и тотемах марсианской медицинской технологии. Антропологи годами рылись в архивах Вана, пока эту работу не запретили.
— А сейчас мы владеем той же технологией, — сказала Ина.
— Некоторые из нас. Надеясь, что в конце концов все овладеют.
— Только сумеем ли мы её настолько же умно употребить…
— Почему нет? Марсиане смогли, а ведь они такие же люди, как и мы.
— Да, конечно, я понимаю, что это в пределах возможного. Но… как вы думаете, Тайлер, осуществимо ли это в действительности?
Я посмотрел на Эна. Он всё ещё спал. Вероятно, ему что-то снилось, глаза под закрытыми веками двигались, как рыба под водной пеленой. Ноздри парня раздувались, тряска машины укачивала его.
— Только не на этой планете.
* * *
За десять миль до Бикук-Тингги Ниджон вдруг заколотил по перегородке. Условный сигнал: впереди полицейский контроль. Машина замедлила ход. Ина встала, нацепила на физиономию Эна ярко-жёлтую кислородную маску. Проснувшийся Эн почему-то больше не проявлял энтузиазма, выглядел робким, испуганным. Сама Ина надела марлевую повязку.
