Стволы диковинных деревьев — Турк называл их про себя «стволами», хотя с тем же успехом их можно было счесть фонарными столбами, — проросли из-под земли. В тех местах, где была мостовая, они попросту взломали ее и поднялись ввысь. Турк не мог решить, куда им двигаться: на расстоянии сорока — пятидесяти ярдов все расплывалось, со всех сторон виднелся только мерцающий голубоватый туман. Найти магазин, возле которого они в последний раз видели Айзека и женщин можно было разве что по компасу или по оставленным вчера следам, если они могли сохраниться.
— За счет чего они растут? — спросила Лиза полушепотом. — Здесь же нет воды.
— Я думаю, здесь ее побольше, чем в тех местах, где они растут обычно, — предположил Турк.
— Либо они живут за счет каких-то автокаталитических процессов принципиально другого обмена веществ, не требующего воды, — сказал Двали. — За ними — биллион лет эволюции в куда более жестких природных условиях.
Если эти существа можно назвать видом или расой, подумал Турк, и если за ними биллион лет эволюции, — то они куда древнее человеческой расы.
* * *
В полном молчании они шли по лесу гипотетиков. А вот сам лес не молчал. Внизу не ощущалось никакого ветра, но ветер слышался. Радужные шары, венчающие трубчатые стволы, время от времени вдруг сталкивались, издавая звуки, напоминающие удары резинового молоточка по ксилофону. Под ногами тоже все время что-то менялось. Тонкие синие трубки, похожие на корневища, внезапно приходили в движение и скользили между деревьями со стремительностью и силой, очень напоминающей удар хлыста, так что, не переступив вовремя такой «корень», можно было запросто и ногу сломать. Турк дважды замечал над головой порхающие объекты, похожие на бумажные листы. Они то притрагивались к шарам и улетали, то проникали внутрь них. Вроде той штуки, что напала на Айзека в Басти, приняв его за одного из «своих» — или не приняв, а узнав?..
Лиза шла вплотную вслед за Турком. Он слышал, как у нее перехватывало дыхание всякий раз, когда что-то трещало под ногами или пролетало над головой в сумрачном, колеблющемся освещении. Ему было горько сознавать, что это он виноват в ее страхе и всем том, что еще предстоит ей вынести, пока они не выберутся отсюда. Он обернулся к ней и сказал:
— Прости, что я втянул тебя во все это…
Она не дала ему докончить:
— Ты правда думаешь, что ты в ответе за все, что произошло?
— Во всяком случае, за то, что взял тебя с собой в этот идиотский вояж на запад…
— Я здесь по собственному выбору.
Это было правдой. И все-таки… «Она здесь из-за меня», — думал Турк. Этот неверный колеблющийся свет словно вызывал к жизни тени прошлого. В его памяти теснились любимые женщины, оставленные им или оставившие его, друзья, ставшие врагами, и другие — искалеченные или убитые в драках, погибшие в море. «Все мосты мои сгорели. И за мной дорога слез», — вспомнилась ему строчка из песни. Он не желал Лизе чего-то такого. Не хотел, чтобы она не могла вернуться к другой жизни — такой, которую еще могла бы себе устроить, в которой возможны покой, семейное тепло, есть шанс на что-то более достойное, чем то, что он способен ей предложить, проводя дни и ночи в полетах, месяцы на койках в трюмах вонючих танкеров, неся в себе тяжелый груз горестных воспоминаний. Она ждала от него того, чего он не мог ей дать, постепенно разочаровываясь в нем и ожесточаясь.
Он должен найти способ, как вызволить ее из этих джунглей. А затем — лишь бы у него хватило на это мужества, даже пусть кто-то назовет это жестокостью — оставить ее.
* * *
Это и есть долгожданный выход на связь, полагал Аврам Двали.
В этом у него не было уже никаких сомнений. Их окружали гипотетики — маленькая, но важная часть сети, составляющей их огромный непостижимый разум. Как заявила в одной из дискуссий эта догматичка марсианка — все это процесс не более сознательный, чем образование спор плаунов или икры береговых улиток. Можно как угодно на него смотреть, но все равно это всего лишь эволюция, и разума в ней столько же, сколько в морских приливах. Но она ошибалась. Он чувствовал это. Он не имел ни малейшего представления, как именно эти организмы растут, каким образом они добывают себе питание из этой выжженной земли. Но во всем, что происходило вокруг, он видел выход на связь. Растения вырастали не в случайном порядке, а повинуясь исходящим откуда-то сигналам.
Он смотрел на чащу леса. Сгрудившиеся шары все время меняли оттенки, и ему казалось, что цвет каждого изменяется в зависимости от изменений цвета его ближайших соседей. Безусловно, это происходило не хаотично, а по каким-то законам. Бегущие узоры наполняли лес, словно стаи невидимых птиц. Это явно была коммуникация — в том же смысле, в каком клетки человеческого мозга взаимодействуют друг с другом, порождая в совокупности феномен сознания. Быть может, сейчас они не через чащу леса пробираются, а через физическую архитектуру какой-то огромной мысли — мысли, которой ему никогда не постичь.
Но, может, это удастся Айзеку. Если только мальчик жив и если наконец понял назначение того дара, которым наградил его Аврам Двали.
ГЛАВА 29
Воздух полуразрушенной подсобки становился все горячее. Пыль в воздухе почти не чувствовалась — видимо, осела наземь, — но в каморке стояла невыносимая духота. «Рано или поздно, — думала Сьюлин, — нам придется отсюда выбираться. И лучше бы пораньше, но что делать с Дианой?» Сьюлин старалась отогнать от себя эти мысли.
Она проползла еще раз по всему периметру помещения, нащупывая руками, что бы могло пригодиться — ка кой-нибудь острый камень или арматуру. Ничего не нашла.
Она уже начинала верить, что придется ей умереть и этом жутком месте на этой жуткой планете, преследуемой духом Эша. Эша, в которого вселились, что называется, гипотетики.
В них она не верила в том смысле, в каком верил в них Аврам Двали, считая просто сетью самовоспроизводящихся машин. Какой-то давно угасшей цивилизации понадобилось когда-то засеять свой ближний космос этими машинами. Возможно, это повторялось неоднократно за прошедшие миллионы лет. В итоге образовалась сеть самовоспроизводящихся механизмов, и начался процесс ее эволюции в межзвездном пространстве. Процесс, отличающийся от органической эволюции в деталях, но не в самом принципе. Органическая эволюция тоже порой порождает странное, сложное, непонятное. И даже такие инженерно продуманные решения, как барьер Спина, окруживший Землю и Марс, или Арки, соединяющие планеты, находящиеся на огромном расстоянии друг от друга, — в конечном счете не больше свидетельствуют об участии разума в их создании, чем коралловые рифы или термитник.
Периодичность выпадения пепла и те безумные артефакты, которые из него вырастают, сами по себе это доказывают. Растениям свойственны тропизмы, заставляющие их определенным образом реагировать на свет, тепло, влагу. У Эша с Айзеком попросту развилась обостренная и болезненная чувствительность к чужим тропизмам. Эш не мог быть никаким коммуникатором — по той простой причине, что не с кем вступать в коммуникацию.
