— Церковь не место для меня.
— Почему ты так считаешь?
— Я много лет туда не ходил. Меня встретят… осуждающие взгляды.
— Все мы грешники, — убежденно произнесла Джулия. — Если бы в церковь ходили только праведники, храмы пустовали бы. И я очень сомневаюсь, что прихожане церкви Ричарда будут тебя осуждать. В епископальной церкви люди очень приветливы.
Чмокнув Габриеля в щеку, Джулия скрылась в спальне, чтобы одеться. Габриель пошел следом. Лежа на кровати, он смотрел, как Джулия дергает вешалку за вешалкой, выбирая себе одежду.
— Почему ты до сих пор веришь в Бога? Разве ты не сердишься на Него? Ведь это из-за Его невмешательства в твоей жизни было столько трагичного.
Джулия перестала рыться в шкафу и повернулась к Габриелю. Вид у него был очень несчастный.
— Беды случаются с каждым человеком. Почему моя жизнь должна чем-то отличаться?
— Потому что ты добрый и хороший человек.
Джулия разглядывала свои руки.
— Вселенная не строится на магии. В ней нет отдельно набора событий для хороших и отдельно для плохих. Страдания выпадают на долю каждого человека. Вопрос в том, как относиться к своим страданиям. Согласен?
Габриель безучастно глядел на нее.
— Кто знает, возможно, если бы не было Бога, мир был бы гораздо хуже.
Габриель тихо выругался, но спорить не стал.
Джулия присела на кровать.
— Ты читал «Братьев Карамазовых»?
— Это одна из моих любимых книг.
— Тогда ты помнишь о разговоре священника Алеши со своим братом Иваном.
Габриель усмехнулся, но без ехидства.
— В таком случае я мятежный вольнодумец, а тебе достается роль глубоко верующего парня.
Джулия пропустила его слова мимо ушей.
— Иван называет Алеше множество причин, указывающих на то, что Бога либо не существует, либо Он просто чудовище. Спор двух братьев — очень сильное место в романе. Я немало думала о нем. А помнишь, как Иван заканчивает их спор? Он говорит, что отрицает Божье творение и этот мир. Однако есть в мире нечто, что кажется Ивану удивительно прекрасным: клейкие зеленые листочки, появляющиеся весной на деревьях. Он любит их, хотя и ненавидит окружающий мир. Клейкие листочки — это не вера и не спасение. Это остатки надежды. Они отгоняют отчаяние Ивана. Показывают ему, что, несмотря на все зло, которое он замечает вокруг, в мире остается хотя бы что-то, чем он может любоваться. — Джулия подвинулась. Ей хотелось увидеть лицо Габриеля. Потом она нежно обняла его. — Габриель, а что для тебя является такими клейкими листочками?
Вопрос застал его врасплох. Он был настолько неожиданным, что Габриель даже сел на постели, глядя на прекрасную брюнетку, стоявшую перед ним. Бывали моменты, когда Габриель вспоминал, почему, увидев Джулию впервые, посчитал ее ангелом. Она была способна к состраданию, а такие люди встречались редко. По крайней мере, в его окружении.
— Не знаю, — запоздало ответил он. — Раньше я об этом никогда не думал.
— Моим клейким листочком была Грейс. И ты, — добавила Джулия и застенчиво улыбнулась. — Еще могу назвать волонтеров Армии спасения, которых встретила в Сент-Луисе. В отличие от моей матери они отнеслись ко мне по-доброму. Их работа была аргументом в пользу существования Бога.
— А что ты скажешь о страдании невинных? О детях? — едва слышным шепотом спросил Габриель. — О младенцах?
— Я не знаю, почему умирают младенцы. Меня ужасает их смерть, — призналась Джулия. — Но скажи, Габриель, что происходит с нами, кто уже давно не ребенок? Почему мы позволяем родителям издеваться над собственными детьми? Почему не защищаем больных и слабых? Почему позволяем солдатам врываться к нашим соседям, бесчинствовать, предъявлять унизительные требования и заталкивать их, как скот, в товарные вагоны? Это не Бог зол. Мы сами. Всем хочется знать, откуда берется зло и почему им полон мир. Но почему никто не спросит, откуда берется добро? Люди обладают чрезвычайной склонностью к жестокости. Тогда почему в этом мире еще существует доброта? Почему такие люди, как Грейс и Ричард, так добры? Потому что Бог есть, и Он не позволяет земле целиком погрузиться во зло. Если ты присмотришься, то увидишь клейкие листочки. И когда ты их узнаешь, ты почувствуешь и Его присутствие.
Габриель закрыл глаза. Он пил ее слова, чувствуя на себе ее руки. Его сердце знало: Джулия сказала глубокие и очень правдивые слова. Она говорила истину.
Как бы он ни старался, он не переставал верить. Даже в его самые темные дни где-то оставался лучик света. Грейс вела его по жизни, и, хвала Провидению, когда она умерла, он вновь встретил Беатриче, которая поведет его дальше.
Габриель поцеловал ее, но по-братски, без страсти. Джулия отправилась в душ, а он, продолжая лежать, думал о том, какое сокровище ему досталось. Он признавал, что она значительно превосходит его умом. Ее интеллект отличался творческой оригинальностью, что для Габриеля и по сей день оставалось мечтой. При всех тяготах, выпавших на ее долю, Джулия не утратила веры, надежды и милосердия.
«Она мне не ровня; мне до нее еще тянуться.
Она мой клейкий листочек».
* * *
Спустя час Джулия и Габриель приехали в епископальную церковь Всех Святых. Габриель надел черный костюм и белую рубашку, к которой великолепно подошли подаренные Джулией запонки. Джулия выбрала темно-фиолетовое платье, прикрывавшее колени, и высокие черные сапоги, купленные ей Габриелем во Флоренции.
«Море неловкости». Так Габриель мог бы описать свои ощущения, когда он и Джулианна заняли места в конце семейной скамьи Кларков.
Он был благодарен за литургию; за весь ее строй с продуманным чередованием отрывков из Священного Писания и музыки. Габриель думал о своей жизни и о шагах, приведших его к прекрасной женщине, которая на протяжении всей службы сидела рядом, держа его руку.
Рождество было праздником рождения — рождения одного, особого младенца. Габриель повсюду видел младенцев и детей. У входа в церковь висел красочный плакат, изображавший младенца Иисуса в яслях. Дети были на знаменах и витражах окон. Дети сидели на родительских коленях и скамьях. Были здесь и дети, которым лишь предстояло родиться. Габриель подумал об этом, увидев беременную женщину, сидевшую по другую сторону прохода. От нее исходило сияние.
И вдруг Габриель понял, что сожалеет о своей стерилизации. Он не только лишил себя возможности зачать ребенка. Он лишил Джулианну радости материнства. Габриель представил ее на последнем месяце, лежащую рядом с ним в постели. Он представил, как его рука нежно покоится на ее животе, ощущая толчки их ребенка. Его мечты простерлись дальше. Габриель видел себя с маленьким сыном на руках и мысленно гладил темные волосы малыша.
Эти мысли немало удивили его. Они указывали на перемену в его характере и приоритетах, отход от эгоизма и чувства вины, которыми характеризовалась его жизнь до вторичного появления в ней Беатриче. Это был сдвиг в сторону постоянства и верности женщине, с которой он хотел создать семью и зачать ребенка. Любовь к Джулианне изменила многие стороны его жизни. Габриель и не подозревал об этом, пока не понял, что смотрит на беременную незнакомку с чувством тоскливой зависти.
